Их ждали там одетые в зеленые одежды, вооруженные ножами аколиты. Возможно, убегая, они достигли некоей границы, которую не могли переступить. Может, опоясывающий живот Конана стигийский пояс был причиной тому, что их заклятья оказались бессильными. А может, зная, что за поражение они будут наказаны смертью, решили использовать последний шанс и с ножами в руках выскочили из-за скал.
Среди потрескавшихся камней началась кровавая битва, оружием в которой было не искусство чернокнижников, а обычные клинки. Звенела сталь, со свистом опускались лезвия, рассекая плоть, мускулистые руки наносили могучие удары, лилась кровь, а по телам упавших топтались сражающиеся.
Как выяснилось потом, только один из иракзаев истек кровью и умер, но аколиты полегли все до одного, — изрезанные, порубанные на куски, сброшенные в пропасть, они медленно опускались на сверкающее внизу серебристое дно.
Победители, стерев с лица кровь, огляделись. Кроме Конана и Керим Шаха, еще четверо иракзаев вышли из битвы невредимыми.
Они стояли меж потрескавшихся скал, образовавших зубчатый край расщелины. Вьющаяся отсюда по невысокому склону тропка вела к широкой лестнице, сделанной из зеленых шестифутовых камней, напоминающих нефрит. Ступени вели на широкую галерею из такого же полированного материала, а за ней — этаж за этажом — вздымался замок Черных Колдунов. Казалось, что его вырубили из одной отвесной скалы ущелья. Архитектура замка поражала великолепием, хоть и была лишена украшений. Немногочисленные окна были прикрыты ставнями. Нигде никаких признаков жизни, ни одного дружественного или враждебного существа.
Без слов, осторожно, они пошли по тропе, словно люди, приближающиеся к змеиному логову. Иракзаи шагали точно в трансе, как идущие на верную смерть. Даже Керим Шах молчал. Только Конан, казалось, не осознавал, каким беспрецедентным нарушением традиций были их действия, какую огромную брешь они пробили в общепринятых взглядах. Он был не с Востока, его породила раса, сражавшаяся с демонами и чернокнижниками так же ожесточенно и успешно, как и с прочими врагами людей.
Он взошел по блестящим ступеням и по широкой зеленой галерее подошел к виднеющейся по другую ее сторону, обитой золотом двери из тикового дерева. Окинул внимательным взглядом верхние этажи вздымающейся перед ним огромной пирамиды замка, протянул руку к медной ручке, торчащей в двери, и с кривой усмешкой задержал ее на полпути. Ручка была в форме змеи с выгнутой шеей и поднятой головой. Конан заподозрил, что металлический гад может вдруг ожить от прикосновения его руки.
Одним ударом он отрубил ручку, и медный звон упавшей на камень змеи отнюдь не рассеял его подозрения. Концом кинжала он отбросил ее и вновь повернулся к двери. Вокруг царила полная тишина. Розовая мгла окутывала далекие вершины. Солнце блестело на горных вершинах, покрытых снегом. Высоко вверху повис ястреб, как черная точка в небесной сини. Кроме него, единственными живыми существами были люди, стоящие перед обитой золотыми листами дверью, — маленькие фигурки на галерее из зеленого нефрита на склоне огромной горы Имш.
Холодный ветер, прилетевший с ледников, хлестнул по ним, развевая обрывки их одежды. Кинжал Конана, ударивший в массивную дверь, вызвал гремящее эхо. Киммериец бил раз за разом, пробивая металлические листы и тиковое дерево. Через минуту он осторожно заглянул сквозь пробитое отверстие внутрь. Увидел просторную комнату с голыми стенами из шлифованных камней и мозаичным каменным полом. Единственной мебелью здесь были столики из шлифованного эбенового дерева и каменный подиум. Нигде не было ни следа живой души. В противоположном углу комнаты он увидел следующую дверь.
— Оставь стражника у дверей, — сказал он. — Идем внутрь.
Керим Шах приказал одному из воинов стоять на страже, тот с луком наготове вернулся на середину галереи. Конан вошел в замок, за ним туранец и три остальных иракзая. Страж у двери плюнул, пробормотал что-то себе под нос и вздрогнул, услышав тихий издевательский смех. Подняв голову, увидел стоящую на втором этаже фигуру, одетую в черное, презрительно поглядывающую на него, с издевкой кивающую головой. Иракзай быстро натянул тетиву и пустил стрелу, которая, мелькнув вверху, впилась в обтянутую тогой грудь. Колдун, продолжая смеяться, вырвал стрелу из тела и небрежным жестом швырнул ее лучнику. Воин отпрыгнул, инстинктивно выставив руку. Его пальцы сомкнулись на возвращенном древке.
Иракзай пронзительно вскрикнул. Прямая древесина вдруг стала гибкой, словно размякла в его руке. Он попробовал отшвырнуть ее, но было поздно. Холодные кольца обвились вокруг его запястья, а мерзкая клиновидная головка поползла к мускулистому плечу. Воин еще раз крикнул, лицо его набрякло и покраснело, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. В страшных конвульсиях он растянулся на полу и замер.