Конан и Слуга Золота

Заставленный и завешанный ёмкостями и продуктами сумрачный и длинный подвал был освещён лишь через узкие, забранные частыми решётками щели, что выходили только во внутренний дворик постоялого двора. Конана, впрочем, такие мелочи, как отсутствие света, не смущали — зрением, слухом и силой природа его не обделила. Так же, как и трезвым, практичным умом.

Совершенно бесшумно проскользнув в дальний угол подвала, он оказался прямо за спиной чёртова толстяка. Схватив наклонившегося, чтобы зачерпнуть вина из огромной вкопанной прямо в землю лохани, за загривок и, зажав другой рукой лживый рот, Конан легко перегнул крупное, но беспомощное в его мускулистых руках жирное тело так, чтобы лицо Эрека оказалось в кислой жидкости, которую хозяин гордо именовал вином.

Затем руку со рта он предусмотрительно убрал, блокируя теперь ею обе клешни противника и одновременно прислушиваясь, всё ли спокойно наверху. Побарахтавшись в тисках неумолимых рук с минуту и убедившись, что невозможно как следует пнуть невидимого противника или освободиться, Эрек издал странный звук, пустил много пузырей и наконец затих. Тишину в подвале теперь не нарушала даже их возня.

Рывком вынув напуганную и чуть было не утонувшую жертву из чана, Конан сунул под нос судорожно вздохнувшему и трясущемуся толстяку огромный кулак, другой рукой так сжав горло негодяя, что глаза того вылезли на лоб. Чтобы было понятней, как обстоят дела, он свирепо прорычал, грозно сверкая очами:

— Только вякни — и ты — покойник! Утоплю, как котёнка, в твоём же поганом вине! Понял, скотина?!

Эрек, убедившийся в своей полной беспомощности против огромных мускулистых лапищ дикого нравом северного варвара, только покорно закивал, всё ещё моргая и задыхаясь. Он не смел даже утереть обильно льющуюся с волос в глаза пахучую и едкую жидкость.

— И не думай, что сможешь сдать меня властям или своим подельникам! — в голосе киммерийца были презрение и злость. — Меня не взять никому! А вот тебе деваться некуда — найду из-под земли! На лёгкую смерть не рассчитывай — у нас, на севере, предатели легко и быстро не умирают!

Приблизив свои горящие безумным огнём глаза к выпученным в животном ужасе заплывшим жиром глазкам, Конан ещё с полминуты буравил противника страшным гипнотическим взором.

На пол опять закапало. И запах страха — пота и мочи — дал киммерийцу понять, что противник всё понял и запуган до нужной степени.

— По… по… пощадите! — взмолился хриплым шопотом обделавшийся хозяин. Он, видать, и вправду поверил во все эти сказки, которые полупьяный Конан, не желая отставать от милой любительницы фольклора и экзотики, любил порассказать случайным собутыльникам или партнёрам по азартным играм здесь, за ужином: о диких и жестоких забавах и обычаях свободных, гордых и изобретательных северных наёмников.

Надо же! Похоже, он удачно сочинил некоторые наиболее кровожадные истории о своих и чужих подвигах! Впрочем, почему — сочинил?! В гневе он и вправду страшен! Нужно будет — и сказку превратит в самую настоящую страшную быль!

— Расскажи мне то, что я хочу узнать, и останешься жив! — Конан подкрепил угрозу, чуть сжав руку с захваченными в горсть наиболее ценными причиндалами дрожащего Эрека. Тот было слабо вскрикнул.

Конан вновь по-волчьи оскалился, зарычав и показав, что сейчас укусит прямо за щёку! Вскрик утих мгновенно.

— Говори! — приказал киммериец. — Кто такая эта Лавина и кто те люди, что приходили с ней сегодня ночью?

— Ла… ла… вина… она, да, она… она — проститутка! — прорвало наконец плотину, поставленную далёкими сейчас, хотя и, несомненно, грозными врагами, страхом перед сиюминутной опасностью, исходившей от этого сумасшедшего варвара. — Она заходила сюда! И раньше заходила, и сегодня опять заходила!

— Я знаю, идиот! А то разве пачкался бы я о твою вонючую мошонку! Говори, кто эти люди, которые были с ней?

— Я… я… их не знаю! Клянусь! Мне… велели не замечать их и… и держать язык за зубами! Я старался… Я не смотрел на них!

— Куда они забрали Каринэ?

— Никуда! Клянусь Миртой Пресветлым, сегодня их здесь не было!

— Где же тогда моя женщина, ты, помёт Неграла?!

— Так ведь… Она… она сама ушла — сама! Вместе с Лавиной! Они спустились вдвоём и спокойно ушли! Их было только двое! Они ещё смеялись… я… Я подумал, что хоть в этот раз всё вроде обошлось!

— Что — обошлось?! — проревел варвар, хотя, в принципе, и сам догадывался.

— А… э-э… Ничего! Клянусь, Конан, я ничего не знаю! Что там — потом… происходит — не знает никто! А я… Я… у меня четверо детей! — вдруг это ничтожество упало на колени, закрыв лицо руками и разразившись бурными рыданиями. В луже собственной мочи он смотрелся омерзительно.

— Что, боишься оставить их сиротами, если скажешь, что здесь творится? — Конан и так узнал больше, чем рассчитывал, можно было заканчивать.

— Конан! Сжалься! Я… не могу! Ведь тогда и их тоже… Я не имею права — ведь это мои дети! Пощади — не спрашивай!..