Конь в малине

Он поворочался пару минут, покривлялся, но потом встал на ноги, сделал шаг, другой.

– Идемте! А то скоро охранник забеспокоится, почему мы так долго.

Инга поправила парик, я прилепил бороду, Кунявский проделал обратные манипуляции с видаком. Потом наше трио покинуло лабораторию и отправилось в обратный путь.

– Все в порядке, Борис Соломонович? – поприветствовал Кунявского на выходе охранник.

– В полном, Володя. Дождись меня завтра. Обязательно! Пять кусков твои.

Нас выпустили на волю и заперли дверь. На прощанье охранник помахал рукой.

Обратно мы ехали в другой диспозиции – за руль пожелала сесть Инга, и я не стал сопротивляться. Когда подкатили к дому Кунявского, я глянул на часы. Оставалось пять минут…

– Ну? – спросил доктор. – Я пошел?.. Было очень приятно провести с вами время.

Он опять отчаянно трусил: что мешало мне сейчас вогнать ему пулю в затылок? А потом выкинуть труп из салона и удрать?.. Очень подходящая ситуация! Вон и фонарь, возле которого мы остановились, почти не горит! Да, конечно, мимо время от времени проносятся машины, но их мало. Пропустить очередную и выкинуть тело – никаких трудов!.. Впрочем, нет. Тогда бы в салоне остались следы крови. Можно поступить гораздо умнее. Дать пленнику возможность выйти на тротуар, а потом вогнать пулю в затылок. От Кунявского прямо-таки веяло уверенностью, что именно это его и ждет, несмотря на все мои заверения…

– Подождите! – Я коснулся рукой докторова плеча. – Скажите, Борис Соломонович… Как вы живете? Неужели вас никогда не мучает совесть?

Он принужденно хохотнул, обернулся. Глаз его в темноте не было видно, но я и так знал, что они переполнены цинизмом.

– Совесть? – Плечо доктора дернулось. – Дорогой мой Арчи… Извините, я уж так и буду называть вас… Совесть, Арчи, понятие ирреальное и в наше время не модное. Совестью сыт не будешь, а кушать хочется каждый день…

Его понесло. Слова полились рекой. Наверное, неопределенность последних минут так истерзала душу, что ему не просто вещать – вопить хотелось.

Я послушал немного. А потом сказал:

– Ладно, ступайте. Господь с вами!

Он замолк на полуслове, вздохнул.

– Идите, идите.

И он пошел. Выбрался из машины, глянул на меня. Разумеется, увидел лишь отражение далеких окон собственного дома. Сделал по направлению к подъезду шаг, другой, третий… Плечи его опускались все ниже и ниже – думаю, ему очень хотелось кинуться на тротуар, прижаться, раствориться в асфальте…

– Поехали, малышка, – сказал я.

– Может быть, для гарантии все-таки…

И тут едва тлевший фонарь вспыхнул.

Кунявский оглянулся. Лицо его было мертвенно-белым, как у покойника, но плечи распрямились.

– Попомни мое слово – он нас продаст, когда вспомнит! Увидит сейчас в прихожей своего Будду и все вспомнит…

– Поехали! – повысил я голос. – Через сто метров остановишься.

Едва мы тронулись, освещенная фонарем фигура скрылась за кустами. Представляю, какое облегчение он сейчас испытал. Словно заново родился…

Миновав следующий фонарь, Инга остановила «забаву». Я продолжал смотреть в заднее стекло.

– Чего ты ждешь?

– Выключи габариты!

Она послушно утопила кнопку.

– Чего ты ждешь, конь в малине?

Огни приближающейся машины выхватили из темноты Ингино лицо: она смотрела на меня с естественным недоумением. Я отвернулся, вновь взглянул на темные окна квартиры Кунявского. Свет в них не загорался.

Неужели я ошибся?..

А потом раздался визг тормозов.

Я опустил глаза и успел увидеть распластавшуюся человеческую фигуру, летящую прямо под колеса отчаянно тормозящей машины. Глухой удар. Мелькнула в свете фар слетевшая с ноги туфля. Шлепок – это грянулось об асфальт переломанное тело.

Совершившая наезд машина остановилась. И тут же, визжа покрышками, сорвалась с места, стрелой пролетела мимо и скрылась за углом.

– Конь в малине! – потрясенно воскликнула Инга. – Он что, с ума сошел!

– Вряд ли, – сказал я. – Наверное, все-таки проснулась совесть.

Моя совесть молчала. Поскольку в компьютере присутствовал режим «Синдром суицида», значит Борис Соломонович Кунявский хотя бы раз использовал его в практике. Из ничего не будет ничего… Какой мерой ты меришь, такой и тебе отмерится… Око за око, зуб за зуб…

Я, правда, ждал, что он выбросится из окна собственной квартиры, и вовлечение в это дело постороннего человека стало для меня неприятной неожиданностью. Но тот удрал с места происшествия. И этим изрядно облегчил груз, который я возложил себе на душу…

51

Когда Инга, простонав: «Хватит, миленький!», распласталась в изнеможении рядом, я спросил:

– Ты знала, что со мной сделали?