как по-твоему, Пура? ты же их знаешь а дон Педро сидел почти напротив, и глядел на них не моргая, и кусал худую щеку, и волновался, и, когда гости уходили и он оставался с женою в Верхнем доме, терял власть над собой
лифчик какой-то голый, и вырез до пупа, когда он приезжает, чтобы его раззадорить, думаешь, я совсем дурак?
и каждый раз, когда они возвращались из кино или из театра, из города, заводил все то же, еще в машине
нет стыда, никакого стыда!
а донья Пурита напевала, не слушая, и выходила из машины, и кружилась на лестнице, и вертелась, и охорашивалась, и глядела на свои маленькие ножки
если бог меня не обидел, чего мне стыдиться?
и дон Педро бежал за нею, сам красный, уши белые
что есть, держи при себе, не показывай, а то не на сцену глядят, на тебя
и пойдет, и пойдет, а донья Пурита хоть бы что, вплывет в вестибюль, подбоченится, бедрами поводит, мурлычет песенку, а он захлопнет дверь и возьмет хлыст со стены, где висят сабли и шпаги, и кричит
я тебе попляшу!
а она встанет перед ним, и уже не поет, а дерзко глядит ему в глаза, и говорит
куда тебе, мокрая курица, а если тронешь, так ты меня и видел
и повернется, и запоет, и пойдет к себе, а он топочет, кричит, руками машет, нет, не кричит, визжит, взвизгнет — и перестанет, а когда совсем зайдется, тоненько пискнет, и бросит хлыст на кресло, и заплачет, и застонет
тебе нравится меня мучать, а я не могу, я тебя люблю
но донья Пурита поет, кривит губы, строит глазки и говорит
вот у нас и скандальчик
и, чтобы отвлечься, станет перед стеклянным шкафом, голову набок, волосы так, волосы сяк, и улыбнется, чтобы заиграли ямочки у губ, а он, дон Педро, Петушок и Умник, бросится ничком на кровать, и закроет руками лицо, и плачет, как ребенок, а Ньевес, что-нибудь да увидев, соберет свое, и побредет домой, и, если Пако не спит, скажет ему
ох, и орал он, отец, и так ее, и эдак
а Пако недоверчиво спросит
дон Педро?
и Ньевес ответит
дон Педро
и Пенёк Пакито поднимет руки, словно голова у него улетает, а он ее хочет удержать, и мигнет, и скажет потише
вот что, дочка, тебе до ихних криков дела нету, слыхала — и ладно, и молчи
но однажды, утром, после скандала, в усадьбе стреляли птиц, и дон Педро, и без того неважно стрелявший, мазал и мазал, и сеньорито Иван, сваливший сразу четырех куропаток, двух спереди, двух сзади, насмешливо сказал Пако
не видел бы, не поверил! когда он научится, кретин? они ему в руки идут, а он хоть бы что, ты заметил, Пако?
и Пако отвечал
как не заметить, сеньорито Иван, тут и слепой заметит
и сеньорито сказал
он и раньше не блистал, но сейчас уж это черт знает что, не случилось ли чего с ним?
и Пако ответил
да нет, тут в удаче дело, сегодня промажешь, завтра повезет
а сеньорито Иван так и бил, так и чесал, тра-та-та-та, и говорил, скривив рот, прижавшись щекой к прикладу
нет, Пако, не будем врать, не только в удаче дело, к нему, кретину, птицы так и летят, хоть шапкой лови
и позже, в Главном доме, за обедом, донья Пурита, в голом лифчике и в платье с вырезом, заигрывала с сеньорито, то взглянет, то улыбнется, а дон Педро страдал в углу стола, и не знал, что делать, и кусал тощую щеку, и так трясся, что чуть не выронил вилку, а когда донья Пурита склонила головку на плечо соседа, дон Педро приподнялся, показал куда-то пальцем и закричал, пытаясь привлечь внимание
а вот эта девица хочет пойти к причастию!
Ньевес убирала посуду и вся внутри сжалась, но улыбнулась помилее, а дон Педро указывал на нее грозным пальцем и голосил как безумный, хотя все хихикали
не заносись, моя милая, не фантазируй! пока сеньорита Мириам не пожалела ее и не сказала
а что тут плохого?
и дон Педро смешался, и потупился, и пробормотал, едва шевеля усами
помилуй, Мириам, она ничего не смыслит, и отец у нее глуп, как боров, какие причастия?
а сеньорита Мириам подняла голову, подалась вперед и сказала словно в удивлении
у нас столько народу, неужели ее никто не подготовит?
и посмотрела через стол на донью Пуриту, но смутился дон Педро и вечером сказал как бы невзначай
ты на меня не сердись, я шутил, ты поняла, да?
но говорил он одно, думал другое, потому что обращался к Ньевес, а шел прямо к донье Пурите; и когда подошел, прищурил глаза, втянул щеки, положил дрожащую руку на хрупкое голое плечо и сказал
нельзя ли узнать, что у нас творится?
но донья Пурита брезгливо отвернулась, и снова скорчила гримасу, и стала что-то напевать, а дон Педро схватил хлыст со стены, и кинулся к ней, и закричал
шлюха! ну уж это я тебе не прощу!
и вбежал в спальню, и Ньевес, как не раз бывало, услышала через минуту-другую, что он упал на кровать и глухо плачет в подушку.
Книга третья
ПТИЦА
И, пока тут что, в усадьбу пришел Асариас, и Регула сказала «добрый день» и положила, как всегда, мешок соломы у входа в кухню, но брат на нее не глядел, пыхтел, мычал, жевал что-то пустым ртом, и она сказала
что с тобой, Асариас, ты не захворал?
а он, бессмысленно глядя в огонь, ворчал и скалил десны, и она сказала
упаси бог, может, еще одна птица померла, ты скажи
и он сказал не сразу
меня прогнал сеньорито
и Регула спросила
как так?