Компонент

«Савл он, – сказала она. – Я тоже умею лечить, меня научили. Могу исцелить дамочку охлаждающей водицей и кривоногого ребенка ею же, а раскаленное железо хорошо помогает при любых ранах, особенно при воспалении пасти у лошади, если у вас есть лошадь с воспаленной пастью».

Я покачала головой.

«Нет у меня лошади», – сказала я.

Она закрыла глаза.

«Жалко», – сказала она.

Птица у нее на груди, укрытой одеялом, тоже закрыла свой глаз.

Теперь я тоже закрыла глаза на экране перед Мартиной Инглз, словно произнесла слово «конец».

Я сосчитала до пяти.

И снова открыла глаза.

Мартина Инглз сидела в пустом пространстве, глядя в свой экран с моим изображением на нем и широко, как ребенок, распахнув глаза.

– И все. Вот и все, – сказала я.

– Нет, ну что-то же должно было произойти дальше, – сказала она. – Что произошло дальше?

– Не знаю. Когда я встала, ее уже не было, – сказала я. – Одеяло аккуратно сложено на диване. Пес с жалобным видом сидел у двери. Ботинки она забрала. И «савлон» тоже. Я обрадовалась, что она взяла «савлон». Хорошо бы кому-то взглянуть на ее ожог.

– Но птица, птица у нее на плече, – сказала она. – Это же кроншнеп?

– Не знаю, – сказала я. – Понятия не имею. Если честно, это было что-то фантастическое. Как птица с таким длинным клювом могла не ломать его всякий раз, когда пыталась что-нибудь съесть?

– Значит, эта девушка у тебя в доме, – сказала она, – она ведь олицетворение?

– Нет, – сказала я. – Конкретный человек.

– Видéние, – сказала она, – конкретного человека, изготовившего замок Бутби, так ведь?

– Нет, она была в полном неадеквате, чем-то упоротая, – сказала я, – говорила на шизовом наркоманском жаргоне, вломилась ко мне в дом и украла у меня ботинки, потому что кто-то украл ее собственные. К тому же я до сих пор не могу оттереть с ковра птичье говно.

Мартина Инглз попалась на крючок.

Она потерла руками лицо, прикрыла руками рот, затем отняла их.

– Девушка. В смысле, почему бы и нет? Почему для нас невозможно такое вообразить? Ручаюсь, что такие мастерицы были – так должно быть. Но ручаюсь, что их было немного. «Котлы, замки, дверные петли, отделка хорошо получается».

Она покачала головой.

– Еще и выгнали за прелюбодеяние – ну, это уж точно могло произойти. Существовал свод правил для учеников кузнеца, и прелюбодеяние действительно находилось под запретом: ученикам не дозволялось никакого прелюбодеяния. Плюс этот след от ожога, который ты заметила. Какой он был формы?

– В виде раскрытого птичьего клюва, – сказала я. – Математический знак «больше чем». Ярко красный и сильно воспаленный – между ключицей и грудной клеткой.

– Клеймо в виде буквы V, – сказала она. – Для бродяг-вагантов.

– Она-то уж точно на улице жила, – сказала я.

– Ордонанс о рабочих 1349 года[18], – сказала Мартина Инглз. – А затем различные акты о бродягах в последующие двести-триста лет. Букву V выжигали на груди или на лице, если у тебя не было работы или ты не относился к приходу. Прихожане не желали ни за кого переплачивать, и потому выжигали на коже у людей всевозможные буквы. Буква V предназначалась для бездомных и скитальцев, типа бродячих лицедеев, я имею в виду актеров, танцоров, исполнителей – короче, артистов. Также клеймили тех, кого называли «египтянами», – отсюда английское слово gypsy, «цыган». В сущности, всех, кто хотя бы отдаленно казался чужаком. Даже повесить могли.

– Ага, но это же никакая не история из прошлого, – сказала я, – а наше время. Это была какая-то несчастная современная девочка с улицы. Я заметила, как она морщилась от боли, смазывая ожог «савлоном».

– Это тоже история, – сказала она. – Она творится у нас на глазах. Ты не думаешь, что, возможно, она на самом деле говорила все время не «выбор за вами», а «обувь за вами»?

Я пожала плечами.

– А законы для бедных принимались специально для того, чтобы зафиксировать местонахождение людей, – сказала она. – Они не могли безнаказанно скитаться. Их заставляли работать там, где они зарегистрированы. Законы сначала ввели из-за Черной смерти, ведь умерло так много людей, что местные трудовые ресурсы совсем истощились. А потом был Акт об огораживании, общинную землю изъяли из общего пользования, и люди больше не могли свободно пасти скот или собирать топливо. Хитрый способ принуждения к труду. Затем, после демографического взрыва, бродяг стало хоть отбавляй. Еще больше людей публично клеймили каленым железом – идеальное средство удержать всех остальных на своих местах.

– V значит «выброшенный», – сказала я.

– Виктимизированный, – сказала она.

– Визитерша, – сказала я.

– В отличие от, – сказала она.

– Прошлое – в отличие от настоящего. Мы – в отличие от них, – сказала я.

– Вип-зона, – сказала она.

– Ха, – сказала я. – «V» – был такой сериал в 80-х, там помешанные на власти пришельцы приземлялись на космических кораблях в разных городах Земли, делая вид, будто желают нам добра, но в итоге оказывались монстрами[19].

– Вряд ли я смотрела, – сказала она. – Но V значит «виктория». Супер!

– Вольты, – сказала я.

– Велосипед, – сказала она.

– Вирус, – сказала я.

– Вакцина, – сказала она.