Компонент

Я представляла себе все это из-за чего-то другого – из-за самых ярких деталей того, что отец о ней рассказывал.

Однажды, когда мать была еще ребенком и жила в Ирландии, а одна из ее сестер тяжело заболела, мать послали за врачом. Ей было одиннадцать лет. Переходя через поля, она повстречала молодую «странницу»[14] с младенцем. Женщина попросила у нее денег.

У девочки, которая однажды станет моей матерью, денег не было. В смысле совсем. Не было даже денег заплатить врачу – лишь надежда, что он, возможно, все же придет. Но врач был другого вероисповедания, и семья моей матери не нравилась ему по всевозможным причинам, включая это различие, так что никакой уверенности не было.

Девочка – моя мать – извинилась перед женщиной.

Женщина взяла руку девочки – моей матери, повернула пустой ладонью кверху и посмотрела, что там было, а чего не было.

– В твоей семье кто-то умрет в половине четвертого, – сказала она.

Это правда?

Я понятия не имела.

Правда это или ложь, но у матери точно была сестра, которая умерла. Подобные вещи можно проверить в интернете.

Более чем вероятно, что она пошла за помощью, в которой не было никакой уверенности.

Когда она подросла, то рассказала историю о том, как ей повстречалась женщина, которая правдиво предсказала ей будущее, причем бесплатно.

То ли история, то ли ложь:

тук-тук

Отцовская собака залаяла как бешеная.

У меня на пороге стояли две прилизанные особы. Близнецы. Новые соседи? Я их не узнала. У обеих были совершенно одинаковые прически, только что уложенные в недавно открывшейся парикмахерской. На обеих элегантные брючные костюмы одинакового голубого цвета. Одна держала сумку с надписью «СЕЛИН Париж». У другой пиджак был распахнут, под ним я заметила на белой футболке написанные маркером слова «они / их».

– Да? – сказала я.

– Не могли бы вы заткнуть эту собаку, в смысле, сейчас же? – сказала близняшка-СЕЛИН.

– Конечно. Она лает только потому, что вы постучались в дверь, – сказала я.

Близняшка-они промолчала. Она оглянулась на дорогу, словно в смущении или будто где-то в другом месте происходило что-то гораздо более важное.

– Я обязательно сделаю все возможное, чтобы она меньше лаяла, – сказала я. – Спасибо, что сообщили.

И собралась закрыть дверь.

– Нет, мы пришли не из-за вашей чертовой собаки, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– А, хорошо. Тогда чем могу вам помочь? – сказала я.

– Мы на одно слово, – сказала она.

– Какое именно слово? – сказала я.

Мы втроем пару секунд стояли молча, пока до меня не дошло, что они ждут от меня приглашения войти.

– Ой, простите, – сказала я. – Я никого не впускаю в дом. Один из членов моей семьи захворал и лежит сейчас в больнице, а я не хочу подвергать его опасности.

– Ковид закончился, – сказала близняшка-СЕЛИН. – Правительство так сказало.

До меня дошло, что она намного моложе, чем мне сперва показалось.

– Ага, но то, что говорят о происходящем, и то, что происходит на самом деле, нередко совершенно разные вещи, – сказала я.

– Мы не больны, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– По внешнему виду не так уж легко определить, – сказала я. – У вас есть маски?

– Разумеется, нет, – сказала близняшка-СЕЛИН. – Нам скрывать нечего.

– А, – сказала я, – одну минуту.

Я потянулась к вешалке и взяла свою.

– Имхо, вам за многое придется ответить, – сказала женщина.

– Что? – сказала я.

– Что слышали, – сказала она.

– Да, я слышала, – сказала я. – Но не поняла, что вы там в начале сказали.

– Имхо, – повторила она.

– Э… понятно. Так за что же, по-вашему, я должна ответить? – сказала я.

– Мы хотим, чтобы вы прекратили расстраивать нашу мать, – сказала она.

Затем она рассказала, что они дети миссис Пелф.

Я покачала головой. Я не знала никакой миссис…

– А, – сказала я. – Ну ладно. Проходите через заднюю дверь.

Я открыла калитку во двор и отступила, пропуская их. Они сели на скамейку у задней двери. Я пошла в дальний конец и села по-турецки на землю, прислонившись спиной к двери мастерской.

– Из-за вас наша мать ведет себя, как сумасшедшая, – сказала близняшка-СЕЛИН.

– Из-за меня, – сказала я.

– Она всегда вставала в 6:50, сколько мы себя помним. Но сейчас – в девять или десять утра, если ей не на работу. Отец не может нормально функционировать.

– Господи, – сказала я.

– Она его не слушает. И нас она не слушает. Ночью уезжает одна на машине, возвращается среди ночи и никому не рассказывает, где была.

– Все это не кажется мне таким уж безумным, – сказала я.

– Вы ее не знаете, – сказала она.

– Вы совершенно правы. Не знаю, – сказала я.

– Она приходит сюда по вечерам? – сказала она.

– Сюда? Нет, – сказала я.

– Она очень сильно изменилась. Стоит посреди кухни или гостиной и смеется без причины. В последний раз, когда я оставила ее с Амели (это моя дочь), возвращаюсь, а они делают бусы из куска веревки и консервированных макарон-колечек.

Впервые за несколько недель я громко рассмеялась.