– Что ж, мне тоже жаль. Наверное, стоило взять себя в руки и в конце концов поговорить с тобой по-взрослому, а не вымещать злость на твоей девушке.
Ах, чертова Хайди. Никогда с этой девчонкой не угадаешь. С нее станется.
Я чуть сжимаю ее в объятиях и отпускаю.
– У нас все нормально?
Она пожимает плечами.
– Да, будет.
– Если желаешь, чтобы я еще немного поунижался, только скажи. – Я устало улыбаюсь. – У меня чертовски хорошо это получается последние пару недель.
Ее губы изгибаются в ухмылке.
– Цветы на пороге говорят об обратном. Но да, запросто можешь еще поунижаться. Нельзя сначала вести себя как придурок, а потом ожидать, что быстро отделаешься.
Я вздрагиваю.
– Боже. Нет. Не позволяй мне легко отделаться. – С губ срывается стон. – Я кое-что понял. Я Эван. Я поступил с тобой, как Эван.
Хайди истерически смеется, сгибаясь пополам.
– О господи, да! – воет она, и, когда, наконец, заканчивает хохотать, слезы на ее щеках не от боли, а от смеха. Хайди улыбается мне и говорит: – Думаю, это достаточное наказание.
Я знаю Хайди достаточно хорошо, чтобы быть уверенным – мы все уладим, особенно после нашего откровенного разговора в гараже. Самое сложное сейчас – это Мак, чья решимость игнорировать меня превзошла даже мои самые пессимистичные ожидания. Две недели превращаются в три, а эта упрямица продолжает вести себя так, будто меня не существует.
Я стал писать ей сообщения после работы, в награду за то, что продержался весь день, не оставив ей дюжины голосовых сообщений. Не то чтобы она когда-то отвечала, но я все же надеюсь на чудо.
Я только отправляю последнее сообщение со словами: «Пожалуйста, умоляю, перезвони мне», когда Леви просит нас с Эваном встретиться с ним в офисе юриста на Мэйн-стрит. Недавно он упомянул что-то о внесении поправок в свое завещание, так что я полагаю, речь пойдет об этом. Но, когда мы добираемся туда, он сбрасывает на нас настоящую бомбу.
Когда нас провожают в небольшой конференц-зал и мы занимаем свои места, Леви пододвигает к нам небольшую стопку документов.
– Это для вас, мальчики, – говорит он.
– Что это? – спрашиваю я.
– Прочти.
Я в замешательстве просматриваю документы. Мои глаза расширяются, когда я натыкаюсь на надпись:
– Леви, что это? – повторяю я.
Эван двигает документы к себе, чтобы получше вчитаться.
– Я реструктурирую компанию, – объясняет Леви, предлагая нам две ручки. – Куп, если ты заинтересован, я могу взять твой новый мебельный бизнес под крыло «Хартли и Сыновья».
– Погоди, – Эван поднимает голову после того, как внимательно прочитал все документы, – ты хочешь сделать нас собственниками?
Леви кивает со сдержанной улыбкой.
– Партнерами с равными долями.
– Я… – У меня нет слов. Лишь растерянность. Я не предвидел такого. – Не понимаю. С чего это вдруг?
Леви прочищает горло и бросает на своего адвоката такой взгляд, что мужчина тут же вскакивает со своего большого кожаного кресла, тем самым предоставив нам возможность уединиться.
– Это решение я принял, когда заглянул к вам после отъезда Шелли, – начинает он, а затем останавливается, снова прочищая горло. – То, что вы, ребята, сказали тогда, сильно задело меня. Что вы совсем одни. Чувствуете себя сиротами. И, если честно, я всегда думал о вас двоих как о своих сыновьях.
Леви никогда не был женат, и детей у него нет. Но как-то раз в старшей школе мы с Эваном поймали его с Тимом – другом и соседом – и поняли, что они встречаются. Они были вместе, сколько я себя помню, хотя и старались не афишировать это. Город, где родился и вырос Леви, был консервативным, а время – неподходящим. Он предпочитает держать личную жизнь в тайне, и мы всегда уважали это.
– Я подумал, что пора сделать все официально. – Он сглатывает, неловко ерзая на стуле. – Если вы не против. – И снова сглатывает. – Хочу убедиться, что у вас останется наследие в этом городе, которым вы сможете гордиться.
Все, что я могу, – это просто пялиться на него. Потому что… вау. Никто никогда в нас не верил. Большинство людей считали нас пропащими, когда мы росли. Что мы закончим, как наши родители. Пьяницами. Бездельниками. Недоучками. Все ждали того дня, когда смогут ткнуть в нас пальцами и сказать: «Видите, а я знал, что такое случится». Но не Леви. Наверное, потому что он вся наша семья, а может, он просто порядочный человек. Леви счел нас достойными. Он знал, что если дать нам шанс, протянуть руку помощи, то у нас все будет хорошо. Не идеально, конечно, но в целом – хорошо.
– Так что скажете? – подталкивает он.
Мой брат не теряет времени и хватает одну из ручек.
– Конечно же, да, черт подери, – соглашается Эван, но легкое подрагивание его голоса говорит о том, что он так же впечатлен, как и я.
Я всегда чувствовал, что дядя заботится о нас, что никогда не подведет, но это больше, чем я ожидал. Это реальное будущее. Опора. Ощущение, будто у нас с Эваном, наконец, появилась твердая земля под ногами. Что-то постоянное в жизни.
Эван царапает свою подпись внизу документа и вскакивает, чтобы первым пожать Леви руку, а затем крепко обнять, похлопав по спине.