Комната из листьев

И вот во время одного из приемов, когда я протянула ему чашку с чаем, он, принимая ее, накрыл мои пальцы своими гладкими холодными пальцами и долго их не отнимал. Чашку я бросить не могла, да и возмущение вроде как было неуместно. Любой, кто наблюдал за нами, его улыбку расценил бы как знак благодарности за чай, за гостеприимство, а это невинные поводы для того, чтобы улыбнуться. А Тенч, чувствовалось, доволен, что заставил меня участвовать в этом тайном соприкосновении.

Наконец он взял чашку. Я отвернулась, с трудом сдерживаясь, чтобы не вытереть руку о юбку. Наблюдая за моей реакцией, он тихо сказал доверительным тоном:

– Кстати, миссис Макартур, вчера я был в обсерватории, навещал нашего общего друга, мистера Доуза. И мы говорили о вас, моя дорогая миссис М., и о том, чем вы там занимаетесь.

О том, чем вы там занимаетесь! Ему известно! Теперь известно. Но я не должна выдавать свое волнение. Не должна лить чай мимо чашки. Ни один мускул не должен дрогнуть на моем лице! Если что, буду все отрицать. Еще не поздно. Я раздвинула губы в светской улыбке, но мои ноги дрожали, сердце неприятно грохотало в груди. К горлу подступил комок, от которого хотелось избавиться, – комок страха.

– Он говорит, вы делаете большие успехи в изучении астрономии, – продолжал Тенч. – А также проявляете замечательные способности в ботанике.

Я взглянула на него, но он в этот самый момент отвернулся, кладя в чай сахар, после чего аккуратно опустил крышку сахарницы на место. Он что – забавляется со мной, как кошка с мышкой?

– О, я на редкость бестолковая ученица, – сказала я, нарочито шутливым тоном. – Но могу назвать планеты в порядке их удаленности от солнца.

И начала перечислять, рассчитывая обилием фактической информации повернуть ход беседы в сторону от того, к чему вел Тенч. Но я дошла только до Марса.

– Да, Доуз и впрямь не преувеличивал, – перебил меня Тенч. – Вы действительно делаете большие успехи. А вот интересно, он познакомил вас со своими друзьями-аборигенами?

– Да, познакомил, – ответила я. – Они довольно часто приходят к нему в гости.

В памяти сразу же всплыл вопрос «Он тяжелый?», но я его отогнала. И рот теперь боялась раскрыть: вдруг с языка сорвется именно эта фраза? А Тенч спокойно размешал в чашке сахар и осторожно положил ложечку на блюдце, кивая для вида, как обычно кивает человек, который не слушает. Я догадалась, что он заранее продумал этот разговор и свой последний вопрос задал лишь для того, чтобы повернуть беседу в нужном ему направлении.

– А вы случайно не встречали там одну аборигенку, с которой мистер Доуз особенно подружился? – Тенч посмотрел мне в глаза и подмигнул. – Юная девушка? Он выделяет ее среди остальных? Кажется, ее зовут Патти.

Я не очень умею лицемерить и не смогла скрыть своих чувств: возмущения, отвращения, презрения.

– О, капитан Тенч, я просто потрясена! – вскричала я.

Да, я была потрясена. Словами человека, придумавшего столь гнусную ложь.

Уже хотела опровергнуть его слова, в качестве доказательства упомянув сестру мистера Доуза, о которой тот мне рассказывал. Но спор придал бы этой лжи еще больше правдоподобия, и в любом случае я только зря сотрясала бы воздух. Тенч уже забыл, что поначалу с его стороны это была чистой воды спекуляция. Предположение плавно переросло в то, что он считал очевидным фактом. Эта ложь строилась на достоверных сведениях, а потому была убедительной. Что наделяло ее дурной силой, которую никакая правда не могла преодолеть.

Удивительно, как в мгновение ока может переключиться мозг человека! Едва слово «потрясена» слетело с губ, как я вдруг сообразила: зачем что-то оспаривать, когда из этого можно извлечь выгоду? Если Тенч, как он уверен, уже точно знает, что происходит в обсерватории, значит, возможно, он не станет копаться в наших с Доузом взаимоотношениях. Его собственная поганая выдумка может послужить отличной ширмой или отвлекающим маневром. При всей своей изобретательности я не сумела бы придумать более действенный способ отвлечь его от «того, чем вы там занимаетесь».

– Надо же, и это наш добропорядочный мистер Доуз, – посетовала я. – Кто бы мог подумать?!

В моем голосе слышалось явное облегчение. Тенч тоже это уловил – и удивился.

– Да, я видела, что он общается с аборигенами, – продолжала я, под укоризненным тоном стремясь завуалировать свое облегчение. – Мне он сказал, что учит их язык!

– Простите, что так смутил вас, миссис М., – произнес Тенч серьезным тоном. – А девочка-то – совсем еще ребенок.

Он покачал головой, якобы горестно, но видно было, что им владеет возбуждение. Непристойное возбуждение. Тенч ликовал, празднуя победу. С того самого момента, когда он лукаво погладил мои пальцы, именно к этому он и вел наш разговор: как и в случае с прозвищем «Джек Корсет», хотел поделиться со мной скабрезным секретом и вовлечь меня в эту гнусность.