Он отрицательно покачал головой и заморгал еще чаще. Нет, сэр. (Он пытался думать, но его разум не функционировал. Он пытался вспомнить, спрашивали ли они его насчет того, что он ее трахнул, но так и не смог. Он был уверен, что они его не спрашивали, но точно не помнил.) Он начал что-то бормотать, но детектив оборвал его.
Хрен с тобой. Забирай свое барахло и вали отсюда. Мне работать надо.
Конверты с их вещами были на столе, и Том сказал, что в его конверте должна быть куча денег. Он уставился на Тома и его ухмылку и едва не запаниковал снова. Ему очень хотелось сказать ему, чтобы он заткнулся. Ему просто хотелось убраться отсюда как можно скорей, и все.
Детектив оглядел Тома. Ты бы заткнулся, щенок, не то в госпитале окажешься.
Они подписали бумаги, рассовали свои вещи по карманам и выскочили из участка. Всю дорогу до баржи Том шутил по поводу их залета, но он думал только о том, что ему нужно вернуться домой. Она никогда не узнает.
От запаха невозможно было избавиться. Он по-прежнему его чувствовал. Такой сильный, что на вкус попробовать можно было. Он не мог ей рассказать. Как о таком рассказать матери? Он не знал точно, что это вообще было, но чувствовал, что не стоило об этом рассказывать. Он просто сидел и ковырял ложкой в тарелке с хлопьями. В чем дело, сын? Почему не ешь свой завтрак? Не знаю, мам. Аппетита нет. Ты в порядке? Не заболел? Со мной все нормально. Просто есть не хочется. Может, позже проголодаюсь. Но ты вообще ни одной ложки не съел. Съешь пару ложек, может, аппетит проснется? Я ж говорю, я не голоден. Он выскакивает из-за стола и идет в свою комнату. Просто оставь меня в покое, хорошо? Он скорчился на своей кровати, зная, что его мать сейчас сидит за столом и грустно смотрит на стул, на котором он только что сидел. Запах такой же сильный.
Тупой сукин сын. Не знал. Просто не знал. Нахер, НАХЕР все это!
Машина затормозила перед ними, и из нее выскочили двое мужчин. Один схватил его, и он его ударил, отшвырнув на машину, и хотел было еще разок ему заехать, но второй мужик вытащил свой жетон и сказал, что они из полиции. Он успокоился и уставился на них. А чего сразу не сказали? Что вам от нас нужно? Нам нужно девчонку проверить. Мы думаем, что она из дома сбежала. O.K. Ладно. Извини, что стукнул тебя, но мне показалось, что вы нас ограбить хотите. Коп, которому он врезал, уставился на него, и он смотрел в ответ без страха.
Он сел на кровати, чувствуя запах. Его начинало подташнивать. Ему хотелось выскочить на свежий воздух, чтобы он выветрился, но для этого ему нужно было пройти через кухню, мимо матери, чтобы выйти из квартиры. Ему этого не хотелось, но он просто
Коп, которого он ударил, смотрел на него, периодически промокая лицо носовым платком. По выражению лица Тома он понял, что тот напуган, и ободряюще улыбнулся ему. Когда их доставили в полицейский участок, копы резкими тычками заставили его встать по стойке смирно, и он стоял не двигаясь, молча, глядя им прямо в глаза, пока они не сказали ему следовать за ними. Он спокойно и твердо отвечал на их вопросы. Когда они снова спросили его о девушке, он повторил, что между ними ничего не было. Почему бы вам ее не осмотреть? Много времени бы сэкономили. Они орали на него, требуя отвечать на вопросы, а он невозмутимо смотрел на них. Либо вы ее осмотрите и отпустите нас, либо предъявляйте обвинение и дайте нам возможность позвонить. Они продолжали кричать и угрожать, и он ответил им, что ему нечего больше добавить к сказанному. Когда их выпустили через несколько часов, он холодно посмотрел на копа, которого ударил, и, прощаясь, с усмешкой вышел из полицейского участка.
Он, Дон и Стейси ехали к Кэпитал Билдинг. Он был спокоен и уверен в себе. Все эти интервью с репортерами и телевизионщиками изрядно добавили ему этой самой уверенности. В самом начале этой кампании у него были некоторые опасения и даже тревога, но теперь он знал, что ему по плечу любая ситуация. Вообще, это ощущение уверенности в себе пришло не с началом кампании, а в тот момент, когда он поставил на место адвоката, защищавшего полицейских в суде. Да, именно тогда все и началось. Несколько дней на трибуне – и он не дрогнул ни разу. А после этого понял, что выдержит все что угодно. Не то чтобы ему недоставало уверенности в себе раньше, но теперь сомнений не осталось вовсе. Железобетонное свидетельство.