Комната

Какое-то время он лежал и не шевелился, переводя дыхание и продумывая наилегчайший способ оказаться под одеялом. В конце концов он нащупал край одеяла ногами, засунул их под него, потом потянулся и ухватился за край рукой и, свернувшись калачиком, натянул одеяло поверх себя. Он ощущал шершавость одеяла на коже тела и шеи и то, как маленький комок тошноты подкатывает к его гортани. Его глаза уставились в угол, и ему было спокойно. Он знал, что вскоре глаза снова начнут чесаться и болеть, и тогда он их закроет. Все казалось тихим и спокойным. Его комфорт был логичным.

Взгляд его медленно блуждал по плинтусу, стене и разветвлениям трещин до тех пор, пока веки не смежились, оставив его один на один со своим новым другом. Шершавость одеяла успокаивала. Он словно бы стал невесомым, будто у него появилась возможность уплыть оттуда, где он находился, в какое-то другое, неизвестное и невообразимое место, и, завернувшись в одеяло, он потерся о его край щекой, а затем, слегка подрагивая, начал путешествие, понимая при этом, что его новый друг не позволит ему уплыть слишком далеко и скоро, очень скоро, он снова окажется там же, где и был. Вернется туда, где безопасно и знакомо.

Щекой он чувствовал одеяло, а телом ощущал матрас. Он подтянул колени к груди и сунул между ними ладони. Он чувствовал, как дух его друга успокаивающе растекается по всему телу, и, попутешествовав немного, он вернулся обратно на свое место, поближе к нему.

Когда его путешествие подошло к концу, он вновь вернулся к полному осознанию своего тела и живущего в нем нового друга. Серость стала еще серее и еще более умиротворяющей, более комфортной. Он снова находился в знакомом месте, куда он всегда возвращался. Не важно, как далеко и в каком направлении он путешествовал, он всегда возвращался к своему другу. Казалось, было время, когда он путешествовал далеко-далеко, подолгу отсутствуя, но эти путешествия постепенно становились все короче и опасней, и он спешил домой к своему другу. А еще, в отличье от того, как было раньше, когда он мог часто путешествовать, сейчас у него почти не возникало желания выходить из зоны безопасности, которую предоставлял ему его друг. Достаточно было пары шагов, чтобы удостовериться в том, что дело того не стоило. Что бы там ни находилось, оно не стоило того, чтобы продолжать, поэтому он просто прекратил попытки выходов, оставшись там, где ему самое место. Даже если он когда-то и чувствовал себя по-другому, теперь о тех временах и вспоминать не стоило. Зато он точно знал, как чувствует себя сейчас, и именно так он себя всегда и чувствовал, и так оно и будет впредь. И никак по-другому. Вот таков вот мир, и таким он будет всегда. Все просто. Пара тесных башмаков и ноги в мозолях. Если тебе досталась пара обуви, которая тебя не калечит, считай, выиграл, но не стоит особо на это надеяться. Это исключение из правил. Следующая пара расхреначит твои ноги в мясо. Даже и пытаться не стоит. Все это обычная игра и ничего больше. Нужно просто постараться кинуть их, прежде чем они кинут тебя. Заставить их заплатить сполна. И чтобы продолжали платить…

Как их детишки, да. Послать по почте те фотки директору школы и другим ученикам раздать. Чтобы они сполна заплатили. Купить побольше конвертов в дешевом магазине, где все по десять центов, и ручек этих шариковых, чтобы эти конверты подписать. Хрен такое отследишь. Главное, с отпечатками пальцев не накосячить. И подбросить несколько таких конвертов туда, где детишки их точно увидят, и тогда они по всей школе моментально разойдутся. И что эти сучки потом скажут? Будут отрицать все, мол, это монтаж, подделка или что-то такое. А если они признают, что так все и было и что они провели со мной ночь, их муженьки совсем взбесятся. И век воли не увидят. Свихнутся, как миссис Хагстром. А я бы все отрицал. Избавился бы от всех камер и всего прочего, и хрен бы они что доказали. И прежде чем это закончилось, они бы все в дурке оказались. Детишки их тоже. Провели бы жизнь в заточении кучкой блеющих идиотов. Может, встречались бы раз в неделю в классе, где корзины плести учат. И нихрена бы они не доказали. Никогда бы им меня достать не удалось. И гнили бы они там вечно, нюхая собственную вонь,

мэри едет в катманду

и завтракали бы с этой своей вонью…

Пошли бы они все.

И этот долбоеб Джои туда же пусть катится. Он, должно быть, чесноком зубы чистит и ванны с ним принимает, потому что от него всегда чесноком несло. Итяльяшка хренов. Он-то меня точно кинул. Я это на сто процентов знаю. Дырки в его коробке из-под сигар были такие тугие, что хрена с два из них шарик вытащишь. Этот сученок меня на целый мешок стеклянных шариков развел. Может, и больше даже. Надо было ему этой коробкой по башке дать и забрать все свои шарики. А заодно и его. Хрен с ним. Пожалуй, это вообще не важно. Какой-нибудь другой мудак все равно бы меня обыграл.

Надо было просто вытереться платком Лесли, и никто ничего бы и не узнал.