Командующий фронтом

Степан Глазков числился на плохом счету в конторе Сучанских рудников. Бухгалтер называл его смутьяном, по которому тюрьма давно плачет. «Как придет за получкой, так и шумит на всю контору. То в прошлый раз недодали, то в этот раз недоплатили, и других шахтеров подбивает». Когда революционная волна докатилась до Сучана, Глазков пришел в контору и сказал бухгалтеру:

— Если обсчитаешь хоть одного шахтера на копеечку — не жить тебе в Приморье.

Глазков, как и следовало ожидать, стал активным деятелем рудничного комитета, вступил в Коммунистическую партию, призывая всех рабочих последовать его примеру. В черные дни, когда Приморье захватили белогвардейцы и интервенты, Глазков сформировал партизанский отряд из шахтеров и ушел с ним в сопки, а потом обосновался в Тетюхе, объявив ее Тетюхинской республикой. Узнав о действиях других отрядов, Глазков двинулся к ним на соединение из Тетюхи на Ольгу вдоль побережья Японского моря, чтобы совместными усилиями захватить Сучан, вывести шахты из строя и прекратить снабжение Владивостока углем.

Отряд шел незаметными тропками, делая привалы лишь по ночам. Весна в тот год выдалась ранняя, и сопки, обращенные склонами к морю, розовели под багульником. На высоких хребтах кудрявился сибирский кедр, яркими пятнами выделялись осокори и тополя. По кустам воровато шарил ветер, от багульника разносился нежный запах. Чем ближе отряд приближался к морю, тем сильнее чувствовался ветер, развевая у берегов космы морской капусты. По воде катались колючие шарики морских ежей, иногда воду прошивала игла-рыба.

Неожиданно Глазков заметил на горизонте два дымка.

— Никак, к нам гости едут, — сказал он командиру второй роты Толкачеву.

— Подождем их, Степан Листратович, встретим свинцовой солью.

— Дельно говоришь, — согласился Глазков и приказал всему отряду скрыться в сопках.

Дымки постепенно приближались, потом прояснились контуры двух кораблей с двумя звезднополосатыми флагами.

— Японцы, — сказал Толкачев.

— У тех солнце на флагах, а у этих звезды, — возразил Глазков, — американцы.

С кораблей, бросивших якоря, спустили три шлюпки. Покачиваясь на зыбкой волне, они поплыли к берегу. И только «гости» стали высаживаться, как партизаны открыли по ним беглый огонь. Весельные бросились отчаливать лодки, пули свистели и жужжали вокруг них. Потеряв убитыми десять матросов, американцы еле добрались до кораблей.

Глазков не сомневался в том, что «гости» ответят на встречу партизан, и приказал отряду как можно скорей перейти на другое место и укрыться за сопками. Так и случилось: американские корабли открыли ожесточенный артиллерийский огонь.

— Пойдем дальше? — спросил командир первой роты Губкин.

— Нет, — решительно ответил Глазков, — не дам им ступить на русскую землю.

Три раза американцы пытались высадиться и один раз даже ночью, но партизаны уничтожали матросов и сами бесследно исчезали. Тогда корабли снялись с якорей и ушли в море, а спустя два дня подошли к Перятину и все же высадили десант, который прошел во Владимиро-Александровское и соединился с частями генералов Волкова и Смирнова.

Много ли сил у противника? Как проникнуть во Владимиро-Александровское и разведать планы белых? Сколько разведчики ни пытались, но пробраться из них никому не удалось.

— Скоро ли пасха? — спросил Глазков у своих командиров.

— Куличи собираешься святить, Степан Листратович? — рассмеялся Толкачев.

— Ей-богу, угадал, но только не я, а перятинские и унашские крестьяне поедут во Владимиро-Александровское, они завсегда туда едут святить, а нам бы присоединиться.

— Здорово придумано, — заметил Губкин, — но ребята говорили, что крестьяне в этом году не поедут, боятся, как бы у них не отобрали куличи.

— Уговорим их, а с ними поедет наш Папуша, он для этого дела самый подходящий.

И уговорили.

Стали крестьяне готовиться к отъезду. Поехали в субботу вечером, чтобы поспеть к заутрене. Взяли с собой Папушу, шестидесятилетнего партизана, который с двумя сынами пришел в отряд к Глазкову. Пока попы святили крестьянам куличи, Папуша потолкался кругом, прислушиваясь к разговорам, и разузнал, что белые готовятся к наступлению.

На третий день пасхи под Перятином показался разъезд в двадцать конников. Лежавшие в засаде партизаны сняли метким огнем всех до единого. Тогда белые выслали орудия с прислугой.

В разгар боя Толкачев заметил трех всадников, приближавшихся со стороны Сучана.

— Не трожь! — приказал он бойцам своей роты.

Всадники подъехали. Это были американцы на мулах. Они держали в зубах сигары и улыбались, делая вид, что путешествуют. Один из них на ломаном русском языке спросил:

— Нам можно понаблюдать за ходом боя?

Толкачев растерялся и послал за Глазковым. Степан Листратович пришел, хитро улыбнулся и сказал:

— Белые вас еще убьют, а мне за вас отвечать.

В эту минуту прожужжала пуля и раздробила одному американцу палец.

— Позвать профессора! — приказал Глазков.