Мохнатый друг после визита куда-то смылся, но я не сомневался, что он рядом, и что вернется, когда захочет.
— Конечно! Конечно! — Сашка захихикала, и связь оборвалась.
Я попробовал еще раз, но ничего не вышло, хотя я напрягся до хруста в челюсти. Ничего не осталось, как встать, и потащиться обратно к своим… спасибо, пингвин, ты и правда принес мне удачу.
Но тут я услышал голос трибуна Шадира, донесшийся оттуда, где находились мои бойцы, и мигом забыл о доме.
— Смирно, ты! Что за клоун?! — рявкнул командир манипула, и я рванул через заросли, точно обезумевший лось.
Шадир стоял, покачиваясь с носка на пятку, как обычно, а перед ним таращил наглые зенки Билл.
— Вот и ты, десятник, — сказал Шадир, холодно. — Твой?
— Так точно! — ответил я, лихорадочно соображая, что мог натворить наглый американец: эх, лучше бы он тогда попал под выстрел огнемета, а не безобидный, влюбленный в Пиру Гильти.
— Очень странно этот боец себя ведет. Когда видит офицера, отворачивается, — заметил трибун.
— Но я… — начал Билл.
— Молчать! — Шадир был по-настоящему зол. — Тебя честь не учили отдавать? Сосунок! Пожалуй стоит вломить за этот цирк не только тебе, десятник, но и центуриону… Сам боец свое тоже получит, как и все остальные… Хозяйственные работы три дня вперед.
Проклятье — копать сортиры на весь манипул, и следить, чтобы они были в должном состоянии, вдыхать запахи дерьма и орудовать лопатой. И все это по вине одного придурка родом из Нью-Йорка, который решил, что он, гражданин великих США, разок может не поприветствовать офицера.
Обычно этим занимаются все подразделения в порядке очереди, но вот ради нас очередь подвинется. И никто на эти три дня не снимет с нас главной работы вроде войны. Офигенно.
— Есть! — сказал я, думая, что сделает со мной и с Мак-Грегором центурион.
Вряд ли расцелует в обе щеки.
Лиргана в очередной раз нашла меня как раз на хозяйственных работах — погруженные в облако жужжащих мух и смрад испражнений, мы радостно закапывали яму, куда опросталась не одна сотня разумных. Я бросил взгляд через плечо, и обнаружил, что она стоит у меня за спиной, изящная, красивая, очень довольная собой.
— Центурион, мне нужен этот боец, — сказала она, и Гага неловко заерзал.
— Ну, нам выступать через час… — выдавил он.
Солнце еще не взошло, а на рассвете нас и правда ждет наступление на город бриан. Бросим лопаты, возьмемся за автоматы, одержим новую победу, но кто-то из нас не доживет до вечера.
Романтика, чтоб ее.
— Не воняй, — сказала Лиргана. — Я использую его и быстренько верну обратно.
И я поплелся за ней, как миленький, понурив голову, провожаемый сочувственными взглядами тех, кто знал нашего бывшего командира, и подозрительными — Пиры и Юнессы. Отошли мы недалеко, за раскидистые кусты, скрывшие нас от чужих глаз.
— Что за дерьмо? Почему гирванская гнида еще жива? — прошипела Лиргана, повернувшись ко мне.
Етайхо не вняла моим словам, и не подумала о том, чтобы попросить о переводе, или попросила, но ей отказали. И за все эти дни ее не ранило, не убило, и даже ноги она не стерла, насколько я мог судить.
А я все так же не мог выстрелить своему в спину.
— Не воняй! — остановила меня Лиргана, как только я открыл рот. — Я все знаю! Понимаю, что ты хочешь сказать… Я сама была десятником, и я знаю, что ты можешь послать бойца на смерть! А если ты не в силах, то просто убей ее сам, ты, рыжий придурок?
Я молчал, и мне было еще хуже, чем на краю сортирной ямы.
— Если ты забыл, чем тебе грозит неповиновение… — она медленно подняла руку. — Есть еще и такое видео… для твоей жены.
Над запястьем ее вспыхнул экран, и на нем появились контейнеры, кусок голого пола, и два тела на нем. Я лежал на спине, обнаженный по пояс снизу, и на мне сидела женщина, ритмично двигалась вверх-вниз, покачивались ее тяжелые груди, числом три штуки, потряхивала светлыми волосами.
Она закинула лицо к потолку, и я узнал Лиргану.
Проклятье, так тот эпизод в трюме попал на камеры несмотря на то, что мы прятались? И как она добыла его, вряд ли трибун Геррат отдал запись добровольно… хотя он мог поступить и так.
Я понимал, чем это видео мне грозит, и все равно не мог оторвать глаз от того, как я тискал Лиргану. И плоть моя реагировала так, как и должна реагировать мужская плоть на порно — несмотря на усталость, на злость, на ненависть, которую я питал к стоящему передо мной существу.
Женщина в записи вскрикнула, громко и пронзительно, упала на мужчину, придавив к полу. Тот ухватил ее за ягодицы, ловко перевернул и оказался сверху, и удар по уху его не остановил. Он сцапал ее запястье, потом второе, а зубами впился партнерше в шею, будто собрался вырвать ей трахею.
Я помнил запах возбужденной Лирганы — горячий металл, стертые шины, яблоки. Помнил форму и вкус ее грудей, ее сноровку во всем, что касалось обхождения с мужиками в постели… еще бы, когда-то она работала проституткой.
Вот бы сейчас перегрызть ей горло, бросить труп в кустах и сказать, что так и было.
— Хватит с тебя, — она погасила изображение и опустила руку. — Все понял?