Командировка

Я не знал, что ему сказать. Только улыбался и кивал головой. Все это бред, конечно. В голове навязчиво крутилась фраза космонавта Джанибекова: " … с пожеланием осуществления Вашей несбыточной мечты". Конечно,  это могло быть написано рукой самого  "гроссмейстера", но почему-то мне казалось, что все-таки это были слова нашего заслуженного космонавта. Мне во время учебы приходилось не раз встречаться с космонавтами, они приезжали на завод и заходили к нам в институт чтобы, как говорится, поддержать нас морально. Люди они особенные, с чувством юмора, очень любопытные, легкие в общении и открытые. Фраза на плакате вполне вписывалась в то, что мог бы сказать один из  них. А если уж мой сопровождающий захотел бы написать что-то сам, то написал бы наверняка что-нибудь более весомое в свой адрес.  Но каков он, мой новый знакомый! Там, у него дома,  он  показал мне свои дипломы об окончании физмата МГУ и ленинградской художественной академии. Затем была защита диссертации и степень кандидата физико-математических наук в филиале Новосибирской Академии наук, работа в качестве преподавателя на профессорской должности. Научные статьи  по астрофизике. Вот уж действительно "победа  науки над разумом". Откуда-то вдруг возникла бессмертная фраза Гамлета: "Есть многое на свете, друг Горацио, что не подвластно нашим мудрецам".  В интерпретации моего собеседника это прозвучало так: " Вас слишком долго учили совершенно другому".  Так я шел, размышляя о своем, а Николай Васильевич не умолкал, рассказывая в мельчайших подробностях, о том как развивался этот невероятный  проект на протяжении последних тридцати лет. Он сыпал десятками известных на всю страну имен выдающихся людей, названиями организаций с адресами и номерами телефонов. Не верилось, что этот безусловно психически больной человек может так складно и убедительно, не хотелось бы говорить "врать", ну скажем … "фантазировать". Повторюсь, рассказывал он очень убедительно, в мельчайших деталях. Если верить его словам, вся эта история начиналась еще в пятидесятых годах с  контакта нескольких  молодых российских ученых с реальным неопознанным летающим объектом. Это послужило толчком к развитию нового  направления, получившего  поддержку на высоком правительственном уровне. Тут следовали имена сотрудников аппарата ЦК, членов Политбюро и крупных ученых. Мне запомнился только Дмитрий Устинов и наш известный конструктор авиационных и космических двигателей Николай Кузнецов. Тут мне, кстати, вспомнился случайный разговор с моим Главным конструктором в КБ, где я работал после окончания института, человеком очень авторитетным, блестящим ученым, доктором физико-математических наук. Он был у меня руководителем диплома и как-то обмолвился, что НЛО – это не бред, а серьезная проблема, которую еще предстоит  разрешить. Но видимо я от природы агностик, в смысле, что убедить меня можно только реальными фактами. А с этим пока было туго. Мы подошли к трамвайной остановке. Уже сильно стемнело. Вдали показались огни приближающегося трамвая.  И тут мой собеседник замолчал и после длинной паузы вдруг тихо произнес каким-то не своим, хриплым  голосом: " Вам, наверное, не следовало приходить ко мне. Все это не так просто, как может показаться. Теперь я вам советую быть осторожным. С вами может случиться все, что угодно. Как, например, случилось недавно с другим моим знакомым". Трамвай уже подходил к остановке, и я ждал его на краю платформы. Профессор повернулся ко мне всем корпусом, в линзах стёкол его очков вспыхнули огни подходящего трамвая. Я тоже повернулся  и спросил: "А что с ним случилось?". Тут я почувствовал внезапный страх и не знаю почему, сделал резкий шаг назад. Трамвай не остановился и пронесся  мимо. Я опешил от неожиданности. Тут он как-то буднично произнес : "Его нашли ночью на рельсах у трамвайной остановки, с отрезанной головой."  В этот момент мне вспомнились загадочные слова моего бывшего Главного конструктора, трагически погибшего в центре Москвы. Очнувшись я увидел уходящий трамвай, у которого сзади была прикреплена табличка "В депо". Булгаковщина  какая-то, подумал я. Не повторять же мне "подвиг" Берлиоза, хотя что-то от Воланда в моем собеседнике явно было. Под этим впечатлением я громко процитировал классика: " На Бронной уже зажглись фонари, а над Патриаршими прудами светила золотая луна." Мой подозрительный профессор сделал удивленное  лицо: "А вы, молодой человек, оказывается, читали "Мастера и Маргариту"? Похвально. Автор, кстати, не побоялся пойти против течения, за что его и запретили. Как и многих других. "  Я не стал с ним спорить:" Пожалуй, я пойду пешком, Николай Васильевич, .... пока Аннушка не разлила масло." Он улыбнулся, как-то по- детски пожал плечами, коротко пожал мне руку и ничего не говоря ушел. Я смотрел ему вслед и думал, что вижу его в последний раз.