Засыпал Беркут уже под утро и совершенно обессилевшим. В этом состоянии он, наверное, смог бы проспать целые сутки, однако утром его поднял с постели испуганный голос деда Уласа:
– Поднимайся, Беркут! Твоих солдатиков полицаи схватили! Я козу выводил и видел.
– Каких солдатиков, какие полицаи?! – тяжело приходил в себя капитан, и лишь увидев, как, поспешно набросив куртку на голое тело, Анна схватила лежащие на лавке свой и его автоматы, решительно поднялся.
– У терновника полицаи устроили засаду. Кто-то, очевидно, донес, – испуганно вводил его в курс дела Улас. – Солдатиков твоих взяли без боя, когда они выползали из зарослей, обезоружили и теперь ведут сюда.
– Сколько полицаев?
– Пятеро.
– Не так уж и много, – заметил Беркут, обуваясь и проверяя оружие. – У тебя, Улас, оружие есть?
– Нет.
– Тогда вот тебе мой пистолет. Курок я взвел, как стрелять, ты знаешь. Только спрячь его пока что в карман. И выйди к полицаям.
– Они застрелят меня.
– Могут и застрелить. Но ты все же выгляни и поинтересуйся, почему полицаи ведут арестованных к тебе.
– Потому что твои солдатики уже выдали меня.
– Не может такого быть! Чтобы полицаям, да еще вот так, сразу, без допросов, без пыток! Так не бывает. – Беркут хотел добавить еще что-то, но в это время на крыльце послышались шаги и один из полицаев крикнул:
– Эй, Улас, сам выходи и выводи свою польку-партизанку! Не выйдете, сожжем вместе с хатой!
– О тебе, как видишь, не знают, – едва слышно проговорил Улас. – Проворонили, значит.
– Я заметил полицейский наряд и пробрался краешком сада. Последние метры, до самого крыльца, ползком пробирался.
– Ты в этих делах опытный, – признал Улас. – Не то что твои солдатики.
Они взглянули на Анну. Девушка стояла между окном и дверью, прижавшись к стене и приподняв автомат, чтобы легко можно было распорядиться им.
– Нет у меня никакой партизанки, пан полицай! – ответил Улас, когда в дверь ударили прикладом винтовки. – Наговорили на меня, Григорий!
– Мы ее с вечера только потому и не тронули, чтобы остальных двух выследить, да узнать, где ты их прячешь. Может, ты еще и Беркута ждешь?
– А это кто такой? Ты же меня, Григорий, знаешь: я партизанам не помогаю, меня самого когда-то раскуркуливали!
– Многих раскуркуливали, но когда это было! Так что выходи, по-соседски потолкуем. Эй, – обратился Григорий к своим полицаям, – положите-ка этих партизан-висельников на землю, а сами станьте у окон!
«А вот укладывать моих ребят на землю вам не следовало! – молвил про себя Беркут. – Это сразу же облегчает мне жизнь». И тут же вполголоса приказал Уласу:
– Выходи на крыльцо, стреляй в Григория и падай, дальше я сам с ними поговорю.
На самом же деле получилось так, что Беркут выскочил на крыльцо вместе с хозяином. Спрятавшись за спиной Уласа, он с силой толкнул его «в объятия» Григория, и, прорвавшись мимо них, прошелся автоматной очередью по еще не успевшим рассредоточиться полицаям.
Двое сразу же упали, третий, направлявшийся к окну, за которым стояла Анна, успел выстрелить, но Андрея спасла мощная дубовая опора крыльца. В следующие же мгновения Анна буквально иссекла полицая пулями и осколками стекла.
Четвертого карателя Беркут на какое-то время упустил из вида и обнаружил, когда на него уже навалился Корбач. Как потом выяснилось, даже лежа на земле, Звездослав сумел захватить его за ноги и повалить. На помощь ему на четвереньках пришел Арзамасцев: подобрав винтовку, он навалился стволом на горло выворачивавшегося из-под Корбача полицая.
Резко развернувшись к просторному крыльцу, капитан увидел, что Григорий и Улас так и стоят на нем, привалившись друг к другу, словно встретившиеся после долгой разлуки.
Еще не понимая, что произошло, Беркут бросился к полицаю, вырвал его из объятий Уласа, и только тогда увидел, что живот его залит кровью. В ту же минуту рухнул на землю и сам Улас. Уже получив пулю в живот, полицай сумел ударить старика финкой в бок, очевидно, выхватив ее из-за голенища.
– Как ты оказался здесь, Беркут?! – вытаращился на него Арзамасцев. – Господи, нам послало тебя само небо!
– Именно так все и произошло, – сдержанно отмахнулся от него Беркут.
– Пока нас от терновника вели, я только о том и молился: «Дева Мария, был бы здесь Беркут! Если б только появился Беркут – единственное наше спасение!»
– Божественные у тебя молитвы, ефрейтор. Только на войне молиться нужно на себя, а не попадаться так глупо, как вы с Корбачем. Без охраны спали, как сурки, и Деву Марию впутывать в эту историю нечего!
– Это будет нам уроком, Беркут, – покаянно молвил Арзамасцев.
Однако капитан не ответил. Как и двое других мужчин, он смотрел теперь на медленно спускавшуюся с крыльца с автоматом в руке Анну. Девушка была так счастлива видеть его живым, что совершенно забыла, что под распахнутыми полами куртки сверкает ослепительной белизной и соблазняет первородным грехом оголённое тело.
14