Колокола судьбы

Теперь Беркут уже не сомневался, что человек, державший их в траве под дулом автомата, – Крамарчук. Только потому, что он упрямо не верил ни в каких духов, перед ним вдруг восстал нахрапистый дух его бессмертного сержанта из 120‑го дота. Но именно эта уверенность почему-то мешала позвать его, окликнуть и вообще что-либо предпринять.

Прямо под стволом его шмайсера медленно проползла длинная, полуоблезлая какая-то змея, как живое подтверждение того, о чем только что говорил Гандзюк. Забыв на какое-то время о Крамарчуке и о том, что в руках у него оружие, Андрей оцепенело, как насмерть перепуганный мальчишка, ждал, когда она исчезнет. Невольно вспомнился убитый во время боя под Подольском партизан из отряда Иванюка. Когда лейтенант подполз, чтобы оттянуть его поближе к своим, то увидел, что прямо на лице погибшего свилась в кольцо гадюка. Никогда в жизни смерть не представала перед ним в таком омерзительном виде, как тогда.

– А кто ты такой?! – первым нашелся Горелый, перекатившись за усеянный муравьями пень. Очевидно, он решил, что офицеры умышленно молчат, чтобы не выдавать себя.

– Апостол Павел! – грубо ответил Крамарчук. – Поднимись и отряхни штанину, чтоб я поглядел на тебя, вояка хренов!

– Крамарчук! – Беркут не узнал своего голоса. Мог ли он представить себе, что появление Николая настолько взволнует его. – Ты ли это, сержант?!

– Во спасение души, командир! Так это ты, со своими гренадерами?! – снова раздался треск сучьев. Наверно, Крамарчук поднялся с земли или вышел из-за ствола дерева, за которым прятался. – Громов, душу твою!..

– Откуда ты взялся?! – поднялся с земли и Андрей.

– Громов! Комендант! Живой! – пробивался к нему Крамарчук через заросли, словно медведь через малинник. – Во спасение души, командир!

Он предстал перед ним в куцей, желтоватой мадьярской шинели, туго стянутой немецкой портупеей, с двумя висевшими на животе кобурами; с немецким автоматом и биноклем на длинном ремешке. Тут же, за ремнем, деревянными ручками вниз, торчали две немецкие гранаты, а прямо за пряжкой покоился кинжал с длинным узким лезвием и свастикой на набалдашнике рукоятки.

Вид этого лесного пришельца был настолько необычным, что после коротких объятий, прежде чем что-либо спросить у сержанта, Беркут отступил на два шага и удивленно осмотрел его с ног до головы. Казалось, что этот сильно исхудавший, но все еще довольно крепкий на вид человек весь нафарширован оружием. Тем более что из карманов шинели торчали автоматные рожки, а из-за голенищ – рукоятка третьего пистолета и немецкий штык.

– Я к тебе шел, командир, – взволнованно проговорил Крамарчук, перехватив его иронический взгляд. Словно это «я к тебе шел» все объясняло. – Не имея никакого представления о том, где ты. И жив ли.

– О, сзади еще и саперная лопатка. А в ранце… – бесцеремонно изучал его со спины Колодный, – в ранце – плащ-палатка, бутылка шнапса, кусок колбасы и… лимонка.

– Но сюда?.. – не обращал Беркут внимания на шпильки младшего лейтенанта. – Как ты сюда попал?

– Так ведь я не один. Со мной пан поручик Мазовецкий. Только он где-то отстал. Ногу натер. Давай, младшой, доставай колбасу, дели на весь полк, – начал сержант стаскивать с себя ранец, лишь бы Колодный не мешал ему наговориться с лейтенантом. – Только обо мне не забудьте. Особенно когда дойдет до шнапса.

– А Мазовецкого ты где встретил? – поинтересовался Беркут.

– На тайной явке.

В лагере поляка не было уже целую неделю. Он отпросился у капитана, чтобы побыть в одной из деревень, у своих знакомых, и хоть немного подлечить донимавший его в последнее время желудок. К тому же хотел восстановить кое-какие старые связи в местной польской общине.

Беркут давно подозревал, что поручик тайно намеревается создать свой, польский партизанский отряд. И хотя Мазовецкий старался не затевать разговоры по этому поводу, несколько раз он все же намекал, что подобный отряд действительно можно было бы создать. Однако возникла серьезная проблема.

«Ты, Беркут, пойми, – разоткровенничался как-то поручик, – польская проблема слишком сложна, чтобы ее способен был решить некий поручик Мазовецкий. Дело не в людях: найти пятьдесят-шестьдесят поляков, которые бы составили костяк будущего отряда, я бы уже давно сумел».

«Почему же не собрал? Я бы даже помог оружием, провел несколько тренировок».

«Но при этом потребовал бы, чтобы мои поляки отстаивали советские, пролетарско-интернациональные идеалы и с надеждой ждали прихода сюда Красной армии».

«Если они станут молитвенно ждать прихода в эти края английской королевской армии, возражать и возмущаться не стану, – рассмеялся Беркут. – Единственное, что сделаю, так это искренне посочувствую несбыточности их надежд».

«Нет, они, конечно, понимают, что прийти сюда сумеет только московская армия, – явно смутился Мазовецкий, – но речь идет о душевных порывах, которым поляки подвержены значительно больше, нежели другие славяне».