Целое лето парень работал увлеченно, был учтив с людьми, застенчив и даже как-то болезненно скромен. Елен уверовал, что его земляк беззаветно любит свою работу, а такие люди старику были по сердцу, и он показал Булату все известные ему самому бейты[13] и скалы со старинными рисунками, изображающими охоту и сражения кочевников. Только мало рассказывал о смысле тех рисунков — не верил, что ли, парню. А сейчас старик видел в нем другого человека. Какое-то тепло родилось у старика в груди. Да и не так часто под такое, как сегодня, настроение попадается искренний, живой человек, а он, Елен, был слишком стар, чтобы не верить в приметы. Им овладело предчувствие доброго.
— Ну что ж, зайдем, — предложил он, вставая.
Они вошли через прямоугольный проем в длинный полутемный коридор и, пройдя его, вступили в просторную, с расписанными стенами комнату. Прохладный сухой воздух коснулся лиц, когда они перешагнули через порог. Храм был вырублен в скале, и он предстал взору весь: крестовидной планировки с анфиладным решением помещений, которые были явно не симметричны и не одинаковы, но как-то органично связаны друг с другом. Посредством четырех подпружных арок и стольких же разнокапительных колонн комнаты выходили в центральный круглый неф. Булат знал, что надо пройти к центру зала, чтобы увидеть купол нефа и через солнечное окно в нем — голубое небо, и им снова, как только он спустился под землю и увидел первый рисунок на портале, овладело желание немедленно идти дальше.
Старик двинулся в подкупольное помещение первым, не задерживаясь, словно понимая состояние Булата. Неф напоминал гигантскую юрту, сверху из шанрака — солнечного окна — падал свет, проясняя росписи на стенах и четырех колоннах. И снова волнение охватило Булата, когда он стал рассматривать изображения лошадей, верблюдов и гепардов, человеческих рук, орнаментальных узоров, надписей на древних языках. Немыслимо сложные по замыслу и исполнению гравюры безвестных художников жили вечной жизнью и покоряли совершенством. Многоплановые композиции, изображающие сцены охоты и сражений, чередовались со знаковой символикой, магическими эмблемами и изречениями, и все это было так увязано и одно с другим, и со светом, падающим сверху, и с самим небом, и с формой стен; составляло нечто настолько общее, слившееся в едином движении, что мысли путались. Великая завеса таинственности царила в подземелье, которую он, Булат, решился приподнять. Под силу ли?..
Старик остановился перед михрабом, высеченным справа от центрального помещения, потом повернулся и показал рукой на арку.
— Видишь? Там высечен лотос. Это символ вечного возрождения. Запомни.
Он прошел дальше и поднял с каменного выступа домбру.
— Я расскажу тебе тайну Шакпака. Ты, должно быть, и не ведаешь, что мой голос с одинаковой силой слышится сейчас во всех четырех комнатах. Это одна из тайн. Тебе надо понять начало начал всего этого, — Елен повел вокруг домброй, — поэтому ты сперва выслушаешь рассказ о конях. О том, что произошло сегодня утром.
Бледный, взволнованный, Булат молча последовал за старым табунщиком. В какой-то миг седой как лунь старик показался ему хранителем давних времен.
Медленно поднялись они на холм, откуда было видно синее море и давно забытый южный караванный путь на Каспий.
Старик тронул пальцами струны…
Небольшой конный отряд стремительно спускался по южной, с частыми поворотами дороге. Дробный перестук копыт арабских скакунов далеко разносился в утреннем хрустальном воздухе, множился эхом и разноголосо перекатывался между скалами. Воины скакали цепочкой, молча; посадка их выдавала усталость.
Показался очередной сторожевой пост, оба легкоконных воина, застывших у вышки, торопливо поклонились, увидев над скачущими бунчук из конского хвоста, окрашенный в голубой цвет. Тревожным взглядом проследил старший караульный за всадником в белой накидке, под которой тускло блеснул юмшань — кольчуга в крупных бляхах с изображением лука и стрелы на груди. Не каждый день появляется в Мангыстау темник — грозный командующий правого крыла сельджуков. Старый воин пересчитал всадников — их было сорок четыре — и помахал над головой копьем, давая знать об отряде ближнему к городу посту.