– Я бы сказал, что он был в шоковом состоянии и наделал много глупостей.
– У Саматова есть дети?
– Двое. Дочь Софья и сын Антон.
– Завтра всю семью ко мне в приемную.
Федоров тяжело встал и посмотрел на себя
в зеркало.
– В таком виде показываться перед персоналом нельзя. Пусть меня немного подшлифуют к обеду. Обедать буду в городе. Где сейчас Анна?
Он осекся и минуту молчал. Еще не привык говорить о дочери как о трупе.
– В Белореченске. Это километров сто от Краснодара.
– Где-то я слышал про этот самый Белореченск. Да, вспомнил. Залесный почему-то переехал туда со всей семьей. Купи мне билет, лучше вечерний самолет. Представляю, какие у них там гостиницы. Позвони Залесному, пусть возьмет меня к себе.
– Пятизвездочных гостиниц там нет, но четыре звезды они себе рисуют.
– Проверять уровень их сервиса что-то не хочется. Не то настроение. Буду жить у Залесного.
Саша было поднялся, чтобы уйти, но Федоров остановил его.
– Сердце Анны надо найти. Возьму с собой.
– Разве хоронить будем не в Москве?
– Куда судьба ее привела, там и будем хоронить. Нечего девочку таскать туда-обратно.
Через час на столе возле Федорова стоял стеклянный сосуд с большим человеческим сердцем,,
46
В приемной главного врача исследовательского центра по ночам всегда тихо. Каждый знает, что, если нужен серьезный разговор, можно без особых усилий договориться с дежурным и взять ключ. Двое мужчин в серой хирургической униформе сидели у журнального столика в глубоких белых больничных креслах. Чисто выбритый молодой доктор в мягких кожаных тапочках испытующе глядел на своего приятеля:
– Зря ты не поехал тогда на стажировку. Все-таки японцы молодцы в своем роде.
– Если бы я поехал, пришлось бы подписывать контракт с Федоровым, а я не могу этого сделать по моральным соображениям.
Выбритый пожал плечами:
– Интересно, где у доктора Сафина начинаются моральные соображения?
– Там, где вопросы крови не просто генетика, а родственные связи. Федоров тогда искал врача для сложной американской бабушки. Под ее карту тогда подобрали шесть страховых случаев, практически идентичных с этой американкой, И стали резать.
– Все правильно. Нужно же было посмотреть динамику набить руку хирургу Поставить правильный реабилитационный. Чем же ты так недоволен, друг мой?
– Тем, что одна из этих тренировочных пациенток была моя мать.
– Зачем же Федоров взял ее? Думаю, что и без нее нашлись бы кандидатуры. Огромная же база и тысячные очереди на операции!
Темноволосый доктор вздохнул.
– Он сам отбирал показатели. Ему никто не посмел сказать, что одна из них моя мать. У нас фамилии разные. Вот так…
– И что?
– Ты сам знаешь, как относятся к образцам. Каждый нужен по своим показателям. На ком проверяют инструменты, глубину разрезов, на ком – максимально допустимый ток у прибора, а вот на моей матери проверили новый японский клапан. Что-то с ним было не так, и японцы сами не могли разобраться. Новый полимер поглощался живыми тканями. Они его просто растворяли. И японцы добавили что-то для укрепления стенок.
– Умерла?
– Через две недели. Сначала все хорошо приживалось, но через две недели пошло отторжение. Сшивки с сосудами начали загнаиваться. Старое сердце уже не пришьешь, а новое не приживается…
– Да, я что-то такое помню. Федоров отказался тогда от какой-то суперразработки у японцев. Вернулись к проверенному титану.
– Ненадолго. Доработка полимера стоила около двадцати тысяч.
– Долларов?
– Жизней. Двадцать тысяч операций и постепенное выравнивание клапанов и кровоснабжения, Мешали, правда, изношенные внутренности этих стариков.
– Ну, не всех же стариками оперируют. Посмотри статистику, все больше молодых.
– Да, кстати о молодых. Ты, говорят, будешь делать дочь самого Федорова? Ты теперь знаменитость, Саматов.
Саматов напряженно заметил:
– Слишком большая ответственность. Если что не так – меня выкинут из системы. Это в лучшем случае. Так что оперировать дочь Федорова не мечтает никто. Слишком большие риски. Я спать совсем перестал. Постоянно режу, но карты совсем не те. Нет хороших совпадений с этой девочкой.
Сафин поднялся и подошел к окну. В ночном стылом воздухе беспорядочно светили красные и белые огни машин. Не глядя на Саматова, он тихо сказал:
– А если я дам тебе то, что ты ищешь?
Саматов насторожился.
– Откуда у тебя информация, что именно мне нужно?
С видом полнейшего безразличия Сафин вернулся в свое кресло и пожал плечами:
– Если ты помнишь, я тогда работал в системе Федорова, и поиски дубликатов начали с самого рождения этой девочки. Только через нас прошло сотни три. Все были прооперированы, но выжили только восемь девушек. Я не про операцию говорю, а про реальное выживание, когда человек возвращается к нормальной жизни, а не висит всю жизнь на трубках.
– Думаю, что такая статистика не удовлетворила господина Федорова. Так почему же он решился на операцию?
– Здесь, хоть и под патронажем Федорова, но все же отдельной структурой собрано лучшее оборудование. И Федоров все анализы своей дочери делает только здесь. Иностранцам он не доверяет. Так что мне лучше, чем кому другому, известно, что именно ты ищешь.