Колибри

Тут Пробо прерывает свою лекцию и спрашивает Летицию, слушает ли она. Летиция отвечает «да», потому что это правда: она и впрямь его слушает, причём с непривычным вниманием – и, как мы уже сказали, нежностью, поскольку в её глазах то, что делает Пробо, и есть его сущность. Тем временем они прибывают к месту назначения, на площадь, где находится ресторан, и Пробо молча паркуется. Гасит фары. Выключает двигатель. Опускает стекло. Закуривает сигарету.

К таким выводам, говорит он наконец, ему удалось прийти, вообразив, как представила бы проблему она, Летиция: один расчёт с простым и всеобъемлющим результатом, а не десяток – с результатом запутанным и ничтожным. Так и подходят к вопросу архитекторы, улыбается Летиция. Нет, возражает Пробо: так подходит к вопросу Летиция Калабро́. А уже из этих выводов, добавляет он, у него возникло совершенно новое ви́дение смерти Альдино – ви́дение, которое Пробо, по его словам, до сих пор носил в себе и которым сегодня решил с ней поделиться. Даже без вычислений ясно, что шансы на облом крюка именно в тот день и ту секунду, когда Альдино Мансутти проедет именно там, где рухнет бадья, бесконечно малы. Один на миллион? На миллиард? Да какая, в сущности, разница... Уж разумеется, говорит он, куда меньше, чем попасть под удар молнии, пока бежишь в укрытие, как это случилось однажды во Франции с инженером Чекки: там ведь была жуткая гроза, молнии так и били в землю, а инженер Чекки бежал как раз по земле. Нет, продолжает Пробо, глядя куда-то вдаль и время от времени затягиваясь, к смерти его друга привело куда более редкое и комплексное стечение обстоятельств, а событие, его вызвавшее, относилось к группе практически невероятных, то есть рассчитать его невозможно. Подобных событий, абсолютная вероятность которых бесконечно близка к нулю, можно назвать миллионы, но поскольку речь идёт о смерти Альдино, ему, утверждает Пробо, сразу пришла в голову одна мысль, от которой он теперь никак не может отделаться: что это он сам убил своего друга.

Пробо смущённо улыбается. Глубоко затягивается. В теперь уже окончательно сгустившейся тьме горящая сигарета высвечивает его лицо красным. Он молчит, пытаясь разглядеть лицо жены.

В каком смысле, спрашивает она.

У них ведь с Альдино, отвечает он, была дружба не разлей вода, да она и сама это знает, глубокая, полная всяческих приключений и переживаний, однако случались и ссоры, причём парочка весьма памятных, о которых, правда, ни тот, ни другой никогда не упоминали, поскольку быстро помирились и больше зла не держали. Одна произошла, когда им было лет по двадцать и они вместе учились в колледже: Пробо уже и не помнит, по какому поводу, – то ли из-за приглашения на некую вечеринку, то ли из-за девушки, а может, он сам был виноват. Зато Пробо прекрасно помнит вторую, о которой после смерти Альдино частенько задумывался и которая случилась много лет спустя после первой, когда оба уже закончили учёбу, женились и завели детей. Особенно запоминающейся вторую ссору, по его словам, делает то, что, отправившись пострелять дичи в охотничьих угодьях отца Титти в Валломброзе, оба они были вооружены. Альдино тогда подбил куропатку, внезапно шарахнув из обоих стволов прямо над плечом Пробо, чем до смерти напугал друга, который как раз целился в ту же куропатку и, естественно, никак не ожидал дуплета прямо над ухом. Альдино, конечно, был неправ, он поступил бессовестно и авантюрно, но ведь и реакция Пробо оказалась чрезмерно истерической. Он яростно орал обидчику в лицо, осыпал оскорблениями, в том числе самыми несправедливыми, а после, всё ещё дрожа от ярости и ужаса, развернулся и пошёл прочь, оставив друга наедине с собакой, радостно положившей проклятую куропатку к его ногам. Так что же, спрашивает Пробо жену, разве не могло у него за время этой вспышки на какие-то три сотых секунды возникнуть желания убить Альдино? В руках – заряженная двустволка, в душе – гнев и ненависть, мигом превратившие его в последнюю сволочь: так не считает ли Летиция, что за краткий отрезок времени, который попросту невозможно заметить и запомнить, в этом взрыве ярости мог зародиться импульс вскинуть ружьё и выстрелить другу в лицо?

Молчание. Летиция не знает, что сказать. Темноту прорезает жёлтый свет фар, он приближается – это «Ситроен-ДС» Титти Мансутти. Летиция по-прежнему молчит. Да, отвечает за неё Пробо, разумеется, мог. А поскольку, заключает он, судьба уготовила Альдино умереть вследствие продлившейся три сотых секунды комбинации условий, одной из самых невероятных во вселенной, это и впрямь всё равно, как если бы тем утром его убил он, Пробо. Абсолютно всё равно. Он бросает сигарету, распахивает дверь, выходит. Летиция присоединяется к нему. «Ситроен» останавливается, из него выбираются Титти с двумя дочерьми. Все обнимаются и заходят в ресторан.