Колибри

– Это вообще типично для игроков: выиграв, тут же проникнуться презрением к своей нынешней жизни и задуматься, как бы что поменять, даже если раньше у тебя и мыслей таких не было. Двести тысяч – и представляешь себя на Мальдивах или в Полинезии, в шикарных местах, куда в жизни не собирался. Четыреста – и появляются ассистенты, слуги, повара, водители, няни, будто мне только их и не хватало, будто я ничего так не желал, как перестать заниматься собой и Мирайдзин. Шестьсот тысяч – и вот я бросаю работу, выхожу на пенсию, будто моя работа, которой я посвятил тридцать пять лет, ради которой стольким пожертвовал, которой отдал уйму времени, вдруг стала мне противна. Но ведь это неправда! Жизнь, которой я живу, не вызывает у меня отвращения – напротив, она мне очень нравится, потому что, в отличие от многих других жизней, у моей есть цель, и цель эта – дать миру человека будущего, право вырастить которого досталось мне беспредельной болью.

– И вот это всё Вы им сказали?

– Да. А закончил тем, что прекрасно знает каждый игрок: выигранные деньги на благо не пойдут, как ни старайся. Вот почему эти восемьсот сорок тысяч мне не нужны.

– А Ваш друг? И остальные?

– Рыдали. Честно. Это ведь они должны были заставить меня плакать, а в итоге до слёз их довёл я. И плакали они не от боли – от потрясения. Пафосно, конечно, но это единственное, за что мне не стыдно.

– И что же Вы всё-таки попросили взамен выигрыша?

– Я попросил вернуть мамин фотоархив. Я ведь подарил его фонду этого Дами-Тамбурини: долгая история, не буду сейчас её пересказывать. В общем, я много лет назад подарил архив фонду, связанному с его банком, а теперь попросил вернуть.

– Почему?

– Знаете, испытав боль, о которой я Вам сейчас рассказал, я вдруг осознал, что наконец-то вижу вещи такими, какие они есть. И понял, что единственная ценность, какая только есть у этого человека, – это архив, который я ему отдал.

– Прекрасно!

– Я ведь не дарил те фотографии, я просто хотел от них избавиться. Выходит, под тем предлогом, что доверяю их людям, способным оценить эти снимки лучше моего, я отказался от последнего, что оставила после себя мама, от следов её пребывания на этой земле. Завтра же их заберу. Таков мой вчерашний выигрыш.

– И Вы не раскаиваетесь?

– Нисколько. Слушайте, денег у меня хватает. Работать мне всегда нравилось, а жизнь рантье, напротив, совершенно не привлекала. Эти деньги стали бы для меня проклятием. И игра, подростковая чушь, с которой мне так и не удалось справиться, по-прежнему висела бы надо мной дамокловым мечом. Я всю жизнь носил эту угрозу в себе, и только прошлой ночью увидел её такой, какая она есть. Прошлой ночью я всё видел таким, какое оно есть. Мне просто нужно было кому-то об этом рассказать. И я подумал, что расскажу Вам.

– Правильно сделали.

– А теперь я, пожалуй, попрощаюсь. И так уже потратил слишком много Вашего времени.

– Да бросьте! Вы молодец, что позвонили.

– Спасибо, доктор Каррадори. Надеюсь, скоро увидимся.

– Я к Вам заеду. Заодно покажете мне фотографии Вашей мамы.

– С удовольствием. Они прекрасны.

– Не сомневаюсь.

– До свидания, доктор Каррадори.

– До свидания, доктор Каррера.

Последнее (2018)

Луизе Латтес

23, рю дю доктор Бланш

75016 Париж

Франция

Флоренция, 27 декабря 2018 г.

Дорогая Луиза,

я всё-таки тебе отвечаю. Наверное, ты знала, что на сей раз я непременно это сделаю: рассуждения о колибри, об эмменалгии и о том, почему мы не были вместе, – не просто брошенные в воздух фразы. Но это не значит, что я собираюсь писать тебе и впредь. Мне совершенно ясно, что позволить себе возобновить с тобой хоть какие-то отношения я не могу.