Коко

Не говорил.

– Полной определенности пока еще нет. Мы планируем разыскать родителей Спитальны, заодно потратить немного времени, чтобы раздобыть о нем какую-нибудь новую информацию. Может, он кому-то присылал открытку, может, кто-то слышал: шансов, конечно, мало, но попытаться стоит.

– И?

– И я подумал, может, вам стоит поехать с нами? Возможно, вам удастся опознать Спитальны по фотографии. К тому же вы часть происходящего. Вы уже вовлечены в это дело.

– Когда выезжаете?

Майкл сказал, что сегодня вечером закажет билеты на воскресенье, а вернуться рассчитывает буквально через пару дней.

– У нас через неделю открытие ресторана.

– Это может занять всего день-два. И не исключено, что найдем мы лишь остывший след.

– Тогда зачем мне с вами ехать?

– Мне бы этого очень хотелось, – проговорил Майкл.

– Значит, я еду. Перезвоните мне, сообщите время вылета, и я встречу вас в аэропорту. Там и отдам деньги за билет.

Майкл повесил трубку, улыбаясь.

Он развернулся к бару и увидел Конора, стоящего лицом к лицу с женщиной выше его почти на дюйм, в клетчатой рубашке, коричневой безрукавке-пуховике и потертых джинсах в обтяжку. У нее были длинные распущенные каштановые волосы. Конор кивнул в сторону Майкла, и женщина повернулась и смотрела на него, пока он шел к ним. У нее был высокий, с заметными морщинами лоб, четко очерченные брови и сильное умное лицо. Она оказалась совсем не такой, какой представлял себе Майкл.

– Это тот парень, о котором я тебе рассказывал, – сказал Конор. – Доктор Майкл Пул, известный как Майк. А это Эллен.

– Здравствуйте, доктор Пул, – она пожала Майклу руку.

– Называйте меня Майклом, – попросил он. – Я тоже наслышан о вас и очень рад познакомиться.

– Пришлось ненадолго удрать из дому, чтобы проверить своего котика, – сказала Эллен.

– Если вы, ребята, когда-нибудь заведете детей, непременно попросите меня быть их доктором, – сказал Пул, и какое-то время они стояли втроем в шумном баре, улыбаясь друг другу.

3

Когда Майкл тихонько проскользнул в церковь Святого Роберта на деревенской площади и опустился на последнюю скамью, служба уже началась. Две ближние к алтарю скамьи заполнили дети – должно быть, одноклассники Стейси. Все они показались Майклу выше, старше и в то же время более от мира сего и более простодушными, чем она. Родители Стейси – Уильям и Мэри, «как колледж»[121], говорили они тем, кто знакомился с ними впервые, – расположились рядом с небольшой группой родственников на другой половине церкви. Уильям обернулся и с благодарностью посмотрел на Майкла, когда тот садился. Свет струился сквозь витражные окна по обеим сторонам. Майкл чувствовал себя здесь призраком: ему казалось, будто он постепенно становится невидимым, сидя на скамье в залитом светом жизнеутверждающем храме, в то время как епископальный священник произносит проникновенные банальности о бренности жизни.

С Тэлботами он встретился у выхода из церкви по окончании службы. Уильям Тэлбот был крепко сбитым добродушным мужчиной, сколотившим состояние в различных инвестиционно-банковских фирмах.

– Спасибо, что пришли, Майкл.

– Говорят, вы сворачиваете вашу практику, – в утверждении Мэри Тэлбот, прозвучавшем как вопрос, Майклу послышались критические нотки. В мире Вестерхольма врачи не должны оставлять свои посты до тех пор, пока не уйдут на пенсию либо упадут замертво.

– Подумываю об этом.

– На Мемориальное кладбище пойдете?

Мэри Тэлбот выглядела сейчас странно взволнованной и нерешительной.

– Конечно, – ответил Майкл.

В Вестерхольме было два кладбища, и располагались они в разных концах города. Более старое, Берр-Гроув, на котором не осталось свободных для захоронения мест еще незадолго до Второй мировой войны, представляло собой холмистое тенистое пространство с рядами древних надгробий восемнадцатого века. В округе местные называли Берр-Гроув просто кладбищем. Мемориальное кладбище – бесхитростное и современное – занимало длинное ровное поле, граничащее с лесом возле скоростной автострады в северной части города. Аккуратное, ухоженное, оно было лишено какого-либо шарма или даже характерной особенности. Здесь не увидишь ни покосившихся надгробий, ни статуй – ангелов, собак, стенающих женщин с распущенными волосами, – ни каменных «бунгало», свидетельствовавших о богатстве купеческих династий: лишь строгие прямые ряды маленьких белых надгробий и длинные ровные наделы нетронутой земли.