Когти тигра

Несложно? А требует неимоверного напряжения душевных и физических сил. Мастику надо прижимать к мине легко и в то же время настойчиво. Надавишь слишком слабо — не получишь отпечатка, надавишь слишком сильно — раздразнишь прибор-ловушку, которая не выносит толчков.

И ведь работать приходится не в спецовке или в комбинезоне. На Григории напялен неуклюжий резиновый футляр. Тяжелый шар шлема нахлобучен на его голову. Поворачиваться нужно всем корпусом. Поле обзора ограничено. Видно лишь через небольшой иллюминатор. Да и видно-то плохо.

Хотя вода в Черном море еще холодная, Григорий не чувствует этого идущего со всех сторон холода. Ему жарко. Горячий пот стекает струйками со лба, попадает в глаза, слепит.

Хорошо еще, что пальцы умные. Сами знают, когда остановиться, замереть, когда, наоборот, прижать мастику поплотнее.

Главное, не думать ни о чем постороннем! Думать только об отпечатках мастики для ключей.

В особенности же не вспоминать о часах, которые, возможно, спрятаны в мине…

В этом случае она может взорваться не от грубого прикосновения или от резкого толчка, а просто потому, что ей уже пришло время взорваться.

Разновидность адской машины — только и всего! Немцы установили часы на какой-то неизвестный нам срок. Когда время выйдет, провода соединятся — и…

Но не стоит думать об этом!

Толпа неизвестных

Благополучно сняв отпечатки с двух горловин, Григорий почувствовал, что должен передохнуть. Он был весь мокрый, будто только что выскочил из-под душа. Нужно хоть немного обсохнуть.

Кто это вчера сказал мимоходом в штабе: «Вам, старший лейтенант, предстоит единоборство с герром Неизвестным, немецким конструктором мины»?

С несколькими неизвестными — так будет вернее.

Сообща, ценой колоссальных усилий, создали они эту мину. Отборные немецкие математики, физики, химики, инженеры, чертежники, наконец, мастера и квалифицированные рабочие, которые искусно воплотили в металл мысль, безупречный технический замысел.

Да, толпа неизвестных незримо противостоит сейчас Григорию.

Но, мысленно раздвинув толпу широко расставленными локтями, он снова подступил к мине со своей мастикой.

Снят наконец отпечаток и с третьей горловины.

Испытал ли он радость? Нет. На радость у него уже не хватало сил. Было лишь одно желание, почти непреодолимое: стереть пот со лба. Но между рукой и лбом — стекло иллюминатора…

Неся перед собой три отпечатка, Григорий едва доплелся до бота. Колени дрожали и подгибались, дышать было трудно.

Несколько раз пытался он подняться по вертикальному трапу. Нога соскальзывала и обрывалась со ступеней Все же с огромным трудом ему удалось подняться. Правой рукой он придерживался за трап, левой прижимал к груди отпечатки.

На боте Григория встретили возгласами ликования. Но когда с него сняли шлем, то увидели, что мокрое от пота, осунувшееся лицо минера озабоченно.

Поднимаясь по трапу, он крепче, чем нужно прижал к себе отпечатки — очень боялся их уронить, и вот на тебе: помял один из них!

— Эх! Как же вы так, товарищ старший лейтенант! Меня бы позвали. Я бы вам подсобил нести.

— Не догадался, Викулов, представь себе. Забыл. Совсем забыл. Из головы вон…

Ключ, сделанный по испорченному слепку, мог получиться плохо. Неужели же опять придется идти к мине, чтобы снимать с горловины новый слепок?

«Найн! Найн!»

Два дня подряд Григорию не удавалось вернуться к мине. Как назло, погода была очень хорошей. Бинокли и стереотрубы немецких артиллеристов не отрывались от рейда.

Вынужденная пауза эта была для Григория невыносимой. Нервы уже настроены, заведены на встречу с миной. А встреча все откладывается.

Страшно ли было на дне морском? Конечно. Очень. И почти все время. Хотя он был так занят, что с известным основанием мог бы сказать: не успевал бояться!

А сейчас он ждет. Только ждет. Ждать и догонять — хуже муки нет!

Мина в отвратительных пятнах камуфляжа просунула свою тупорылую наглую морду в его сны. Ночью Григорий вскидывался с криком, беспокоя соседей по кубрику.

Ему не хватало воздуха, темная вода стремительно проносилась мимо иллюминатора шлема. Темная! Именно темная. Это было самое страшное.

Повторялись, в общем, кошмары его детства. Внезапно проснувшись, он не мог сразу понять, где он и что с ним. Передать словами состояние его было невозможно.

Хорошо еще, что, будучи в небольших чинах, Григорий, как уже сказано, спал в кубрике на «третьем ярусе», под самой лампочкой. Первое, что видел он, открыв глаза, была эта лампочка. Если она висела спокойно, что было не часто, он догадывался: сейчас передышка! Если же она равномерно раскачивалась перед его носом, это означало, что продолжается вражеский артналет или бомбежка.

В том и в другом случае лампочка помогала поскорее выскочить на свет из тьмы кошмара. Так помогал ему когда-то добрый его знакомый — круглый фонарь, с любопытством заглядывавший в окно больничной палаты.

…Рывком Григорий сбросил с себя тягостный сон. Собственный крик еще звучал в его ушах.