Наверное, тут должна была настать моя очередь толкнуть речь о родителях, которые хотят тебе только добра. Но Рок – старше, и я не эмпат, и я знаю о ней и её отце слишком мало, чтобы читать ей нотации. Меня жажда самостоятельности пока привела лишь к тому, что вместо полётов я еле ползаю.
И всё равно ни о чём не жалею.
Умываясь, я с трудом удерживалась от того, чтобы не открыть себя энергетическим потокам, снова ощутив клубившуюся вокруг силу: даже не активируя печать, я чувствовала на губах её дразнящий вкус. В моём состоянии и такой безобидный фокус мог привести к непредсказуемым последствиям. Жаль, что при необходимости физическая энергия преобразовывалась в магическую незаметно для обладателя, но чтобы перегнать магическую в физическую, требовалось куда больше усилий. Как это делать, я не знала; если бы и знала, экспериментировать с этой энергией, мощной и непредсказуемой, всё равно не решилась бы.
Убрав щётку и пасту в косметичку, я кое-как выпрямилась, взглянув на подоспевшего Питера.
– А я думала, ты так заигрался с камушками, что тебя придётся звать.
– Ваш зов, миледи, я угадаю прежде, чем он прозвучит, – церемонно ответил он, подхватывая меня на руки.
От удивления я даже не попыталась брыкаться. Лишь порадовалась, что Эш отошёл сворачивать палатку.
– Вообще-то ходить я ещё не разучилась, – вымолвила я, пока меня несли к мобилю, благодаря амулету немного вытянувшему капот и окрасившемуся в весёленький жёлтый цвет.
– Но, судя по тому, что я видел, утратила немалую часть этого навыка, – справедливо заметил Питер. – Лекарь рекомендовал тебе постельный режим в течение недели. Раз я не в силах тебе его обеспечить, хотя бы поберегу от лишних нагрузок.
– Я вообще-то собиралась в лес. По секретным делам. Туда тоже меня понесёшь?
– Если потребуется.
Я закатила глаза, скрепя сердце смиряясь с происходящим.
– Не доводил бы ты Эша. Он и так на тебя здоровенный зуб отращивает.
– Ревнует, что поделаешь, – откликнулся Питер беззаботно. – Не беспокойтесь, миледи. Не спорю, что зуб вашего брата пробьёт любую броню, но у меня под рыцарскими доспехами прячется слишком толстая шкура, чтобы я отступил.
Я промолчала. Хотя знала, что Эш не ревнует: просто считает меня глупой девочкой, которая вполне может взять пример с дорогой мамы – и полюбить мужчину, который в один прекрасный день исчезнет из её жизни, оставив её с двумя детьми и разбитым сердцем.
Мы с Эшем не говорили об отце. Но мне всегда казалось, что его ненависть к нему ещё сильнее моей.
В лес, естественно, я побрела сама. Медленно, на подгибающихся ногах, кое-как держась за мшистые буковые стволы. Вернувшись к Французику, обнаружила сюрприз – в лице Рок, занявшей пассажирское кресло по соседству с Эшем.
– Я понимаю, что калек быстро сбрасывают со счетов, – сказала я, устало опершись на открытую дверцу мобиля, – но это вообще-то моё место.
– Лекарь сказал, если хочешь скорее восстановиться, тебе нужно отсыпаться, а сидя делать это не особо удобно. К тому же мне надо раздавать Эшу указания насчёт дороги, если заплутаем, – возразила баньши весело. – Пойдёшь назад, к Питеру. Ляжешь на сиденье, положишь голову к нему на колени – думаю, он не будет отмывать их до конца жизни.
Эш молчал, держа руки на руле, неподвижный, как ледяная скульптура.
Прежде чем забраться назад, я заглянула в лицо Рок и одними губами выразительно прошептала:
Тронулись мы ещё раньше, чем я сжевала предложенные блинчики, явно купленные в отделе готовой еды ближайшего супермаркета. Аппетита не было, несмотря на сутки вынужденного голодания, но я знала, что мне надо поесть.
– Твоё лекарство. – Когда я вытерла руки влажной салфеткой, Питер протянул мне объёмистый пузырёк тёмного стекла. – Доза – четверть бутылки. Пить дважды в день после еды. Лекарь сказал, за сутки встанешь на ноги.
Снадобье оказалось горьким, как полынь; поморщившись и кашлянув, я вернула бутылку Питеру. Стянула кеды, забралась на сиденье с ногами – и осторожно, словно ложась на раскалённые угли, опустила затылок на колени, прикрытые чёрной джинсовой тканью.
– Руки не распускать, – буркнула я, закрывая глаза.
– Предложил бы по старой традиции положить между нами обнажённый меч, – донеслось сверху, – но в нашей ситуации это не сильно бы помогло.
– Свой
Мне ответили лишь коротким смешком, позволяя провалиться в забытье. Но напоследок я всё-таки успела подумать, что сказали бы об этом зрелище мама и Гвен, – и спаслась от боли, обернувшей сердце подушечкой для десятка тупых иголок, лишь тем, что болезненное забвение слишком жадно ждало, когда ему предоставят возможность утянуть меня обратно в черноту.
…в одном мой маленький братик прав. Жаль, что на естественные человеческие эмоции тоже нельзя поставить блок: жить было бы намного легче.
Проснулась я от того, что кто-то осторожно потормошил меня за плечо:
– Лайз, вставай. Приехали.
Кое-как разлепив веки, я увидела прямо над собой зелень внимательных глаз.
– Как спалось? – любезно осведомился Питер.