Когда завтра настанет вновь (СИ)

Коул сидел за рулём. Следя за мной, полуобернувшись, неотрывно и тревожно. Ревущий мотор наполнял воздух назойливым запахом топлива; холодный ветер обдувал лицо, кидал на руки солёные брызги, и катер летел по волнам, едва заметно ныряя носом вверх-вниз.

— Вот и всё, — негромкие слова фейри донеслись до меня вместе с ветром. — Скоро ты будешь в безопасности.

Коул уже был настолько прозрачным, что я с трудом различала его очертания. Впереди ждала только тьма, сверху и внизу: чёрное небо и чёрное море. Ни горизонта, ни единого огня впереди, но я знала, что Эмайн где-то там.

Правой рукой я коснулась кожи на запястье левой. Сжав два пальца, ощутила боль от врезавшихся ногтей.

Если ущипнуть себя во сне, боли не будет.

Если я чувствую боль, это не сон.

Если это не сон…

— Эш… погиб?

Собственный голос казался шорохом мёртвых листьев.

Коул не ответил. Только отвернулся. Но я поняла и сама.

Осознание пришло запоздало. Уже без боли. Видимо, смерть Эша была тем, что выше моих сил, тем, что превышало мой порог. Любой чувствительности есть предел, любая пытка вызывает привыкание.

Боли не было. Её поглотила жадная пустота, вновь разверзшаяся чёрной дырой где-то рядом с сердцем. Зато была мысль: единственная, очень чёткая и ясная, пульсировавшая в опустевшем сознании сигнальным огнём.

Эш мёртв. Моего маленького братика больше нет. Как и всех, кого я любила, всех, кто был мне дорог.

Значит, мне остался лишь один путь.

Я медленно, неслышно встала, глядя на Коула. Он не смотрел на меня — то ли боялся, что я потребую ответа, то ли, напротив, решил, что я смирилась. Осторожно забралась с ногами на удобный кожаный диванчик сидения. Выпрямилась, и ветер отвесил мне холодную пощёчину, заставив пошатнуться.

Фейри всё-таки обернулся, — но слишком поздно.

Я услышала его крик, уже оттолкнувшись ногами от сидения. Изо всех сил, так, чтобы перелететь через бортик и не попасть под безжалостно ревущий мотор.

И головой вниз нырнула в чёрную воду.

Всегда любила плавать. И нырять. Поездки с мамой в аквапарк и на море не прошли даром. Помнится, долго училась правильной «ласточке» — такой, чтобы не отбить живот. Сейчас получилось не совсем, и жгучая боль хлестнула по коже вместе с холодом остывшего моря, но мне было уже плевать: темнота и тишина воды приняли меня в свои объятия, и я гребла вниз, вниз, выпуская носом воздух из лёгких, чувствуя, как давит на уши морская толща и тяжелеет намокшая одежда, помогая погружаться. Потом жадно втянула носом солёную воду, и лёгкие обожгло ослепляющей болью.

Тебе не доставить меня на Эмайн, Коул. По крайней мере, живой. Потому что мне не нужна жизнь такой ценой. И когда я умру, тебе ничего не останется, кроме как вернуться назад и перечеркнуть всё, что мы с тобой натворили. Если ты не простил себе мою смерть, если не возненавидел меня после вечности в безвременье — ты вспомнишь про мою просьбу: дать мне умереть, чтобы все остальные жили.

И выполнишь её.

Ещё вдох. Перед глазами, разгораясь всё ярче, плыли пятна дрожащего света. Лёгкие взрывались изнутри, в голове гулким молотом стучала кровь, все тело горело, словно в огне. Откуда под водой огонь? Вокруг уже не вода, а лёд, и свет режет глаза, обвивает тело, обратившееся сплошной болью, и грудь взрывается, взрывается… кто-то касается моей руки, хватает за запястье железными пальцами, или мне просто кажется — чего только не померещится в предсмертной агонии…

Жёлтые пятна сменяются радужным вихрем. Следом исчезает боль.

А потом вместо тьмы всё вокруг заливает абсолютный, всепоглощающий свет.

— X —

— ДЕСЯТЬ ДНЕЙ НАЗАД ~

Маленький тихий городок, дом в ночном саду, пахнущем остывающим асфальтом и душистым табаком…

В одной комнате у открытого гардероба сидит, скрестив ноги, Лайза. За её спиной чемодан, в котором лежит аккуратно сложенная одежда. Девушка перебирает стопки вещей в шкафу, но смотрит не на них, а куда-то сквозь, и мысли её явно не здесь. В другой на кровати лежит Эш. Его чемодан уже собран — стоит под столом, закрытый. Свет выключен, но мальчик не спит: неотрывно смотрит в потолок, и во взгляде его непонимание и тоска.

А посреди третьей комнаты стоит мисс Форбиден. Скрестив руки, кусая блеклые губы, и свет ночника бросает тень на её бледное лицо, ложась пятнами под тусклые сизые глаза.

— Вы всё правильно сделали, — тихий голос Коула вплетается в шелест листьев за окном. — Когда говорили с детьми.

Когда женщина оборачивается, фейри стоит за открытым окном, под зелёными ветками сирени. Лицо бесстрастное, в глазах — аметистовая сталь.

Он не похож ни на того Коула, что появился четыре года назад, ни на того, что пришёл вчера. Первый, хоть и был призраком, казался полным жизни, надежды, сил. Второй — походил на мертвеца, чьё сердце бьётся лишь по какому-то недоразумению. Но этот…

Нет, он не был жив. Но у него была цель. Цель, ради которой он готов был переступить через всё, что встанет на его пути.

— Это был нелёгкий разговор. — Мисс Форбиден хмурится. — Я уже боялась, что ты исчез. Слился со своим двойником.