Когда завтра настанет вновь (СИ)

Бритва выпала из его руки, звякнув о доски, ещё прежде, чем тело Питера тяжело рухнуло на пол. Руки раскинуты, словно он упал в снег сделать ангела, в открытых глазах — лёгкое удивление, на губах — призрак едва заметной улыбки.

Убийца по прозвищу Ликорис наконец-то был пойман и убит.

И, похоже, Питер Джекевэй, он же Инэкинс, действительно оказался этому рад.

Я смотрела в застывшие мятные глаза, ещё казавшиеся живыми, когда Коул подобрал с пола ту самую бритву, которая должна была меня убить.

— Эш, иди вниз. Отнеси одежду Лайзы на кухню. — Избегая смотреть на меня, ловкими сдержанными движениями фейри стал освобождать мои руки и ноги от пут. — Она лежит внизу, в гостиной.

Брат кивнул, не сводя взгляда с тела Питера. Наконец отвернулся:

— Жаль, что его убил не я.

— Убийство — не то, чем стоит гордиться, и не тот груз, что стоит нести дальше по жизни. — Разобравшись с верёвками, Коул перевернул меня на живот. Развязал узел на затылке, удерживавший кляп у меня во рту. — Иди.

Давление на щёки ослабло за миг до того, как я услышала быстрые лёгкие шаги Эша. Меня снова повернули на спину, вытащили тряпку, зажатую между зубов, и Коул закутал меня в ту шуршащую простыню, на которой я лежала.

— Прости, что так поздно. Безвременье не выпускало меня в этот мир. Пришлось искать уязвимое место. Я так и не смог пробиться к тебе, и едва сумел выбраться к Эшу… уже после того, как Рок оставила его в лесу. Мы добрались так быстро, как только смогли. — В глазах его светилась сиреневая печаль. — Я не должен был доверять Питеру. Но он казался… похожим на меня. То чувство вины, о котором он говорил…

Он всё-таки пришёл. Он спас меня. Он и Эш.

Всё закончилось.

И в тот миг, когда я осознала это, весь пережитой ужас, боль, отчаяние предательства — всё нахлынуло вдруг, разом, снова вызвав слёзы; а фейри подхватил меня на руки, бережно, осторожно, позволив обнять его за шею, прижаться крепче и плакать.

Я влюбилась в маньяка. Маньяка, который убил мою подругу и хотел убить меня. И Рок погибла из-за меня.

Ещё одна смерть по моей вине, ещё одна ошибка, которую я никак не могла исправить…

Коул нёс меня куда-то, пока я рыдала, уткнувшись в его плечо. Что-то жизнь в последние дни часто вынуждает меня плакать. Хотя можно ли это назвать жизнью? Ведь Рок говорила, что видит мою смерть; смерть девочки, которая где-то в другой жизни должна была покончить с собой, а потом — умереть под колёсами мобиля, а потом — быть убитой маньяком, но девочка никак не хочет умирать, и из-за этого снова и снова умирают другие…

— Одевайся. — Фейри бережно опустил меня куда-то, и, открыв глаза, я поняла: он принёс меня на кухню, усадив на стул. — Одежда на столе.

Он не хотел, чтобы я заходила в гостиную. Потому что знал, что я там увижу.

— Рок… она…

— Ты ничего не смогла бы сделать. — Коул отступил на шаг и отвернулся. — Одевайся.

Я поднялась на ноющие, затёкшие, негнущиеся ноги. Скинула ненавистную простыню и схватила со стола бельё, джинсы и рубашку. Присутствие Коула, стоявшего в дверях спиной ко мне, не смущало — впрочем, после последних событий мне было не до смущения. Торопливо натянув одежду, я порывисто шагнула к выходу в коридор: фейри загораживал собой проём, но поверх его плеча я всё равно видела открытую дверь гостиной и свой спальник, прикрывавший тело на полу.

Эш сидел рядом с Рок, опустившись на колени. Лицо его скрывали кудри, но я видела, что он не плакал.

Мой маленький брат всегда был сильнее меня.

— Пусти меня.

— Тебе это ни к чему, — бросил Коул, не оборачиваясь. — Нам нужно отправляться на пристань и искать лодку.

— Пусти. Я хочу… быть с ней, когда она уйдёт.

Закат, почти угасший за окном, кутал фигуру фейри в синеватый сумрак. Через несколько минут солнце уйдёт, оставив луну единолично властвовать на небосклоне, и я знала, что случится тогда.

Помедлив, фейри всё же отступил, давая мне пройти:

— Но потом сразу едем на пристань.

У меня не осталось сил ни думать, ни возражать. Я лишь молча кивнула и шагнула вперёд. Добравшись до гостиной, опустилась на пол рядом с Эшем; уставилась на спальник, на котором расплывалось тёмное пятно, сейчас казавшееся чёрным, и сумерки вокруг густели, пока небо за окном прощалось с умирающим закатом.

Я не знала, сколько прошло времени. Мы просто сидели и молчали в наступающей темноте, и минуты казались часами. Но в какой-то момент спальник дрогнул, встрепенулся, и пятно на нём исчезло.

Из-под плотной ткани выплеснулась чернильная дымка, обернувшаяся облаком призрачных, полупрозрачных, мерцающих в темноте бабочек. Дымчато-синих — цвета глаз, что на улице Мулена когда-то увидели мою смерть. Бабочки взмыли ввысь с лёгким шелестом и растворились во тьме; и мы с Эшем ещё сидели какое-то время, глядя, как оседает на пол спальник, под которым больше не было ничего, даже крови.

Баньши не нуждались в похоронах. Они и при жизни были призраками: мёртвые девочки, ожившие под светом взошедшей луны. И после смерти их тела просто исчезали — под той же луной, что дала им жизнь. Без следа.