– Я в своё время уже перебесилась.
Заметив непонимающий взгляд репликанта, гид пояснила:
– Перебеситься – это что-то близкое к “воплотить желания и исчерпать их”, – пояснила она. – Нагуляться.
Сопоставив ответ идиллийки со сказанным выше, Чимбик задал новый вопрос:
– Каков ваш биологический возраст, мэм?
– Сорок три года.
Репликант мысленно вздохнул: определить на глаз возраст дворняг оказалось сложнее, чем подсчитать количество
киборгов в ротной колонне. При одинаковом возрасте дворняги могли выглядеть совершенно по-разному. К примеру, Талика – на взгляд Чимбика – выглядела ненамного старше идиллиек, приглашавших его на вечеринку. Может, это
тоже особенности натурализации? И этим объясняется отсутствие пожилых людей на улицах – они просто не
выделяются среди прочих?
– Мэм, а почему в городе не видно людей пожилого возраста?
– Что вы подразумеваете под “пожилым возрастом”? В неразвитых мирах, как я слышала, люди уже после сорока
могут считаться “пожилыми”. Или вы говорите о дряхлости тела?
Вопрос поставил репликанта в тупик. Насколько он знал, возраст определяется хронологически, но и биологическая
составляющая тоже важна. На Идиллии, видимо, придавали значение лишь биологическому старению.
– О дряхлости тела, мэм, – ответил репликант.
Шлем позволял ему сидеть лицом к собеседнице и одновременно наблюдать за жизнью улицы. Репликант фиксировал
всё: полицейского робота на перекрёстке; стайку детей, столпившихся у фургончика с надписью “Кондитерские
изделия” на борту; компанию взрослых – точнее определять их возраст сержант уже не брался – идиллийцев в
открытой машине; небольшую сцену, на которой выступали музыканты. Запоминал и старался составить собственную
картину этого мира.
– У нас, на Идиллии, сложилась особая культура полноценной жизни, – ответила Талика. – Сами понимаете, что в
силу эмпатии мы невольно разделяем боль и страдания окружающих, их плохое настроение, тоску, горе и даже
немощь. Один больной способен снизить качество жизни сотен здоровых, дряхлый и немощный отравляет жизнь
эмпатов. Да и кому хочется продолжать жизнь в страданиях и боли? Жалкое подобие рассвета, мучительное угасание.
Бледная тень себя прошлого. Большинство идиллийцев выбирает добровольный уход на закате жизни. А те, у кого
остались незавершённые дела, предпочитают уединение. Или отправляются в путешествие за пределы Идиллии.
Чимбик погрузился в размышления. Для него, молодого, находящегося на пике физических возможностей, дряхлость
и немощность были абстракцией. Он знал, что через определённый срок его тело тоже ослабнет и перестанет
соответствовать установленным производителем стандартам, после чего последует списание. Но всё это
представлялось бесконечно далёким и совершенно несущественным. И уж тем более не подходящим людям.
Но у идиллийцев, похоже, существовал свой взгляд на жизненные циклы. И достигнув порога, после которого их тела
переставали соответствовать местным нормам, они просто списывали себя сами.
В этой концепции была даже некая извращённая справедливость, когда дворняги самостоятельно совершали над собой
то, к чему приговорили его братьев. На миг губы Чимбика растянулись в злой усмешке. Но в следующую секунду он
представил, что когда-то Эйнджела тоже решит, что уже не соответствует заданным стандартам и спишет себя.
Мысль вызвала в сержанте протест.
– Родственники одобряют их решение? – хмуро поинтересовался он.
– А разве наше неодобрение может остановить разрушение тела и упадок сил? – удивилась идиллийка. – Каждый
решает для себя, учитывая мнение близких.
Чимбик кивнул, принимая объяснение. Для его осмысления требовалось куда больше времени.
Неожиданно сержант ощутил странную, шальную радость и жадное предвкушение. То, что это не его эмоции, репликант понял сразу – научился распознавать за то небольшое время, что провёл с идиллийцами. Покосившись в
окно, Чимбик увидел ярко раскрашенный микроавтобус, набитый гомонящими аборигенами.
Постоянные эмпатические вторжения заставили Чимбика задуматься, каково приходилось Эйнджеле. Даже чужие
радость и любопытство вызывали у репликанта нервозность, а что можно ощутить в тех же трущобах Нового
Плимута? От одной мысли сержант гадливо скривился, а затем встрепенулся. Трущобы, конечно! Если по чему-то и
можно судить скрытую подноготную планеты, то именно по местам скопления бедняков.
– Скажите, какие районы столицы считаются неблагополучными? – спросил он у гида, активируя голографическую
карту города.
Ответом ему был непонимающий взгляд идиллийки.
– У нас таких нет. Относительно опасным, в принципе, можно счесть лишь туристический район, но его вы уже
видели.
– Так не бывает, – тут же напрягся сержант.
Если он что-то и понимал в дворнягах, так это то, что социальное и экономическое неравенство были основой их
общества.
– Всегда есть богатые и бедные, элитные районы и трущобы, – сказал Чимбик.