Короля Бародии трудно было назвать симпатичным человеком, и дочери его отнюдь не блистали красотой, но бывали моменты, когда он не мог не вызывать искреннего восхищения. Вот, например, как сейчас.
— Можете закрыть дверь, — обратился он к Советнику. — Инструкции, только что полученные вами, — продолжал он все тем же ледяным тоном, — отменяются. Мне надо подумать.
И он стал думать, меряя решительными шагами палатку.
— Вы тоже можете думать, — неожиданно мягко сказал он Советнику, — и если вам придет в голову что-нибудь не совсем бессмысленное, предлагайте.
Он продолжал расхаживать по палатке и вдруг остановился как вкопанный перед большим зеркалом. В первый раз, с тех пор как ему исполнилось семнадцать, он увидел свое лицо, не украшенное бакенбардами. Не в силах оторвать взгляд от отражения, он поманил рукой Советника.
— Идите-ка сюда, — сказал он, притягивая его за рукав. — Посмотрите, — он указал рукой на зеркало, — это действительно я? Зеркало не врет? Это, правда, мое лицо?
— Да, сир.
Король еще некоторое время как зачарованный вглядывался в свое отражение, а потом повернулся к Советнику и с негодованием заявил ему в лицо:
— Ты трус! Малодушное, жалкое, бездарное, начиненное бумажной трухой подобие человека! И ты раболепствуешь перед таким королем?! Да мне надо дать пинка!
Советник вспомнил двадцатиодномильный пинок, некогда полученный им самим, и отвел было ногу для удара, но призадумался.
— Но вы можете дать мне сдачи, — предположил Советник.
— Конечно, дам, — без тени сомнения отвечал король.
Советник пребывал некоторое время в нерешительности, а потом осторожно выразился следующим образом:
— Думаю, мелкие личные ссоры перед лицом общего врага следует считать предосудительными.
Король взглянул на него, коротко рассмеялся и снова стал ходить.
— Опять это лицо… Нет, ничего не выйдет. Я не смогу править страной в таком виде. Видимо, придется отречься.
— Но, Ваше Величество, это ужасное решение! Разве вы не можете удалиться в изгнание на то время, пока бакенбарды не отрастут? В конце концов, это…
Король остановился прямо напротив Советника и мрачно посмотрел на него сверху вниз.
— Советник, эти бакенбарды, которые вы только что видели развевающимися на ветру, целых сорок лет были моим проклятием. Все эти сорок лет я жил по их указке. Приходилось вести себя не так, как мне велел характер — добродушный и общительный, — а как хотели эти дурацкие штуки. Я играл роль, которая сначала причиняла мне одни неудобства, но потом, увы, я к ней привык. И все равно то, что вы наблюдали каждый день, никогда не было моей подлинной сущностью, которую вы без труда прочтете на этом вот лице. — Он показал рукой на зеркало.
После долгого молчания, во время которого король продолжал разглядывать себя в зеркале, Советник рискнул предложить:
— Но, Ваше Величество, зачем же отрекаться? Подумайте, с какой радостью примет страна этого нового короля, которого вы мне сейчас открыли! И все же, — добавил он с сожалением, — это будет уже не то…
Король круто обернулся к нему.
— Вот это речь истинного бародианца! Конечно, это будет совсем не то. Мои подданные привыкли видеть в своем монархе определенные качества, и им будет не хватать их. Новый король может приучить их к чему-нибудь другому, но чтобы изменился я, они не захотят. Нет, Советник, я отрекусь. И, пожалуйста, не делайте такого печального лица. Я ожидаю большой радости от будущего!
Советник печалился вовсе не о нем, а о самом себе. Он думал, что новый король вполне может отказаться не только от прежней внешности, но и от прежнего Советника.
— Но что же вы станете делать?
— Я буду простым подданным нового короля и стану зарабатывать на жизнь собственным трудом.
Советник удивленно поднял брови.
— Вы, наверное, думаете, — надменно заметил король, — что у меня не хватит ума заработать на жизнь?
Советник, откашлявшись, стал объяснять, что весьма достойные качества, присущие монарху, не всегда находят должное соответствие и применение и т.д.
— Все, что вы сказали, свидетельствует лишь о том, как мало вы в этом разбираетесь. Представьте себе, я совершенно случайно обнаружил, что во мне есть задатки замечательного свинопаса.
— Свинопаса?!
— Ну да, человека, который… эр… пасет свиней. Вас, наверное, удивит, что, выступая в роли свинопаса, я беседовал с представителем этой профессии о его ремесле и он даже ничего не заподозрил. Это будет как раз та деятельная жизнь на свежем воздухе, которая доставит мне массу удовольствия. Пасешь и доишь, доишь и… ээ… пасешь, и так день за днем. — Счастливая улыбка, которую Советнику никогда не доводилось видеть, разлилась по лицу короля. Он игриво хлопнул Советника по спине. — Я стану просто счастливым человеком.
— А как вы об этом объявите? — Советнику удалось найти на редкость удачный тон, представлявший собой нечто среднее между обращением к монарху и обращением к пастуху.