Когда-то был человеком

В 1965 году дела у нас, если говорить о финансовой стороне, шли, несмотря на наши сценические успехи, из рук вон плохо. Выплачивать зарплату пятерым членам нашего ансамбля, арендовать театральное помещение, оплачивать счета за электричество, прокат машины, необходимой нам в наших разъездах во время гастролей… К этому нужно прибавить расходы на рекламу и не в последнюю очередь 25 процентов налога. Наскрести деньги на все это было нелегко. Некоторые кабаретисты в ФРГ позаботились в те годы заручиться покровительством и поддержкой какого-нибудь мецената из промышленников. Нам же не приходилось рассчитывать на такую заботу: к несчастью, не нашлось ни одного богатого человека, пожелавшего финансировать наши антикапиталистические шутки. Таким образом, мы иногда просто не знали, где нам добыть денег для уплаты за квартиру, не говоря уже о том, чтобы выпить привычную кружку пива после спектакля.

В Ганновере мы каждый вечер давали представления в «Нойес хаус» – погребке с крестовыми сводами, который слегка приспособили для своих целей, соорудив примитивный помост, укрепив пару взятых напрокат прожекторов и слегка задрапировав все черной материей. Стало совсем неплохо. Особый уют придавали свечи на столах в нашем маленьком, всего на 80 мест зальчике.

Однажды у кассы появился господин в однотонном костюме, который обычно предпочитают представители высших деловых кругов. Настоящие драгоценности, ухоженность и неброская элегантность его спутницы позволяли сделать вывод, что недостатка в деньгах эти люди не испытывают.

«Два лучших места», – сказал господин. Наша сотрудница, сидевшая за кассой, ответила, не погрешив против истины: «У нас бывают билеты за 11, 8, 6 и 5 марок. Но все распродано. Остались только два места по 5 марок. Их я могу вам дать, места неплохие».

«Ну что ж, ничего не поделаешь, – сказал Ухоженный. – Придется прийти в другой раз».

Я наблюдал за происходящим, стоя на манер импрессарио у кассы. Боже праведный, нам нужен каждый пфенниг. Эти два места необходимо продать. К тому же они действительно были неплохими. В этом крошечном погребке вообще не было плохих мест. Отовсюду можно было хорошо видеть и слышать. А те два стула, о которых шла речь, хотя и стояли в последнем ряду, но зато на возвышении, как бы в первом ярусе. На мой взгляд, они, хоть и дешевые, были лучшими местами и давали возможность не только наблюдать за всем происходящим на сцене, но и одновременно воспринимать всю атмосферу погребка.

Я быстро вмешался в разговор и начал объяснять: «Откровенно говоря, это лучшие места, я туда часто сажаю моих друзей». Но господин, по-видимому, привыкший все мерить на деньги, тупо твердил: «Итак, у вас есть билеты по 11 марок? Другие места меня не интересуют».

«Ах, да, – сказал я (мне внезапно пришла в голову мысль), – за 11 у нас в самом деле ничего не осталось. Но, правда, есть еще…» (Я колебался.) Оймел смотрела на меня с удивлением. У нас действительно, за исключением двух мест, о которых уже говорилось, все было распродано. «У нас есть еще ложа для особо почетных гостей».

Коллега за кассой заламывала руки: Киттнер сошел с ума. Ведь не было никакой ложи! Но наш высокопоставленный посетитель явно заинтересовался: «Что это такое, ложа для особо почетных гостей?» «Ну, знаете, – я сам испугался своей наглости, – ее мы вообще резервируем для почетных гостей, но если это вам так важно… Билеты стоят, правда… 25 марок…» Я еще раз глубоко вздохнул, чтобы подбодрить себя, и добавил: «Каждый!»

Оймел демонстративно захлопнула нашу кассовую книгу. Этих мест в действительности не было! А 25 марок по тем временам были для нас тромадной суммой. Но не для господина в сером.

«Ну, вот все и выяснилось. Что же вы сразу не сказали? Эти билеты я беру».

Я успокаивающе подмигнул растерянной Оймел, написал от руки на обычных квитанциях, которые служили нам тогда входными билетами, «Ложа для особо почетных гостей» и цену – 25,00 и обратился вновь к свежеиспеченному «почетному» гостю»: «Теперь, пожалуйста, потерпите минутку, мы эти места всегда подготавливаем особо». Кроме слова «всегда», все соответствовало действительности.

Затем я полетел в соседний ресторан, одолжил там два обыкновенных высоких табурета из бара и установил их слева от сцены, в нише, где стоял рояль.