«Ну вымолви хоть словечко, не ломайся!» Послышались отдельные злорадные смешки. Четыре или пять раз я обращался с просьбой к маоистскому вожаку, уговаривая, а потом почти умоляя его не испытывать терпения публики и ответить на вопрос, на сколько поднялась цена на хлеб. «А может быть, вы не хотите нам этого открыть?»
«Сам скажи». Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо и вместе с тем бодро, но в ответ в зале раздался такой взрыв смеха, что стало очевидно: публика уже поняла, что он совершенно ничего не знает.
Оратор в то время перешептывался со своими товарищами.
«Прекратите. Здесь не детский сад! – сказал я строго. – Докажите же, наконец, что вы коммунист. Так на сколько процентов?»
«На десять», – с трудом выдавил он. Не давая ему опомниться, я тут же вцепился в его слова: «Вы это знаете точно или просто предполагаете?» Это был конец для того, кто, как говорится, «пошел по шерсть, а вернулся стриженым». В мертвой тишине прозвучало вымученное: «Предполагаю». Взрыв смеха. Многие в зале хлопали себя по ляжкам от удовольствия. Если бы я сейчас поставил на голосование: дать или не Дать слово представителю той группы, что пришла с целью сорвать мое выступление, – результат мог быть только одним: не давать.
Когда после этого маоисты еще несколько раз пытались, правда неуверенно, атаковать меня, я спрашивал всякий раз: «Вы знаете это или опять только предполагаете?» И голоса их тонули в общем хохоте.
Во время антракта они вообще ушли, явно потеряв всякий интерес к дальнейшему, и таким образом лишили меня возможности поставить им тщательно подготовленную ловушку политического характера. Но они и без этого достаточно оконфузились.
Надо заметить, что ничего другого, кроме рокового «предполагаю», они ответить не могли, так как повышение цен на хлеб, из-за которого и разгорелся сыр-бор, было выдумкой чистой воды. Но они, выдававшие себя за знатоков истинных нужд народа, обязаны были знать это. Я говорил себе (хотя совесть моя из-за того, что я так разыграл их, была неспокойна), что они могли просто признаться, что чего-то не знают. Никого бы это не удивило, никто не подумал бы смеяться над ними. В этом случае я был бы проигравшей стороной. В неловкое положение они попали из-за собственных амбиций, из-за глупейшего самомнения. А когда имеешь дело с такими людьми, можешь не сомневаться, что подобные черты непременно обнаружатся.
Мои выступления в университетах и вузах чаще всего организовывали левые студенческие союзы – такие, как ССНС в его первые годы существования. Социалистический союз высших школ, марксистский студенческий союз «Спартак», группы профсоюзной ориентации или же официальные Всеобщие студенческие комитеты (ACTA), большинство в которых принадлежало все тем же группировкам. Однако дважды я выступал с позволения «Кольца христианско-демократических студентов» («КХДС») – организации правых студентов, которые, несмотря на название, больше тяготели к НАТО, чем к нагорной проповеди.
В 1970 г. в городе Мюнстере – оплоте черной реакции – прежняя коалиция левых в университете, раздираемая внутренними противоречиями, была заменена в студенческом парламенте на «КХДС». Меня пригласил новый референт по культуре. Из-за нашей обоюдной неинформированности мы играли на равных: он не знал, кто такой Киттнер, я тоже ничего не слышал о том, что в Мюнстере совершился поворот вправо.
Классический расклад для комедии ошибок, а может, и для трагедии.
Прибыв в Мюнстер, я обнаружил еще на подступах к аудитории половину состава «КХДС», все они были заметно возбуждены. «Господин Киттнер, плохие новости. Мы получили информацию: левые собираются сегодня ворваться на ваше представление».
Только в этот момент, когда передо мной оказались представители правого студенчества, в отчаянии заламывавшие руки, я сообразил, в чем дело. Потребовалось некоторое самообладание, чтобы, распознав первым ситуацию, не расхохотаться вслух.
– Ну и что? – спросил я небрежно.
– Их будет подавляющее большинство. Может, отменить вечер? Не стоит подвергать вас такому риску. Или по крайней мере вызвать полицию?
Я уже собрался было просветить ребят насчет истинного положения дел, но тут же подавил в себе этот благородный порыв. Тот, кто, подобно им, готов натравить полицию на своих же товарищей, по меньшей мере заслуживает быть при всех посаженным в лужу, и чем позднее это случится, тем значительнее будет эффект.
«Нет, нет, – сказал я поэтому успокаивающе, – с этим я и один справлюсь».
В моем заявлении не было ни капли лжи. Однако братия из «КХДС» изумленно уставилась на меня. Они, видимо, приняли меня за героя, готового идти на смерть, или за человека совершенно неопытного – глупого и дерзкого. Вероятно, именно поэтому они и выдали мне вперед гонорар за выступление.
Когда мы с Кристель оборудовали сцену, они продолжали так же уважительно смотреть на нас. Очевидно, повышенное чувство уважения мешало им помочь нам.