Когда шатается трон

— Ничего, не переживайте, с сегодняшнего дня государство берёт вас на полное пищевое и вещевое довольствие. Лет на десять-пятнадцать. Или… — Крюк многозначительно посмотрел на Каца. — Оставит на свободе, если вы согласитесь сотрудничать с органами на добровольной и безвозмездной основе. Советую подумать. Лес в Сибири бескрайний, а зимы долгие и холодные. Не уверен, что вы их переживёте.

— Я готов. На всё готов.

— Тогда… вот бумага, где вы чистосердечно и подробно изложите, от кого принимали и кому сбывали краденное имущество, кого знаете из преступного мира, как с ними держали связь. На всё про всё вам четверть часа.

— Но если я… То они меня… Потом…

— Или я и сейчас… Или они же, но в лагере, где вы, гражданин Кац, будете не уважаемым барыгой, а рядовым зэком-мужиком, где-нибудь на рудниках, и в руках у вас будут не купюры, а тачка с одним колесом.

Слова «мужик», «рудники» и «тачка» прозвучали страшно. Не готов был гражданин Кац к таким поворотам судьбы. Кац и вдруг… «мужик»…

И гражданин Кац стал писать. Про всё. И про всех. Всё-таки Крюк остался ментом и не упустил возможности…

— Вот и славно. Далее вы напишите согласие на сотрудничество с органами, и об этом не должна узнать ни одна живая душа. Это в ваших же интересах.

— А ценности мне органы тоже вернут?

— Не забывайтесь, гражданин Кац! Изъятые ценности, добытые преступным путём, подлежат реквизиции и передаче государству.

— Да-да, я понимаю. Но как мне объяснить, что вы ночью…

— Верно. Вы хорошо мыслите, гражданин Кац. Сделаем так. Своим подельникам, если слушок пойдёт, а он от соседей точно пойдёт, скажете, что… что вас ограбили, какие-то залётные громилы. Такой будет ваша легенда. В милицию о происшествии заявлять не нужно, или вам придётся объяснять, откуда у вас взялись все эти ценности, а это опять Магадан и тачка.

— Но я же теперь ваш, мы же общее с вами дело…

— Именно поэтому, что наш. — Крюк хлопнул себя по эмгэбэшным погонам. — А не милиции. Много будете болтать, мы еще добавим, уже от себя. Даже если в лагерь попадёте — рот на замочке держите, тогда, может быть, мы вас вытащим. Ясно?

— Да, я понял, гражданин начальник. Кац будет нем как могила его прадедушки.

— Вот и хорошо. А для большей веры и в качестве алиби… для вашей же пользы…

Крюк заступил за кресло и не очень сильно, но точно ударил Каца рукоятью револьвера по затылку. После чего снял с себя мундир и фуражку, завязал их в узел.

— Ну, что там?

— Есть!.. Деньги и золото тоже.

— Тогда зови сюда наших урок.

Студент подошёл к окну и несколько раз задёрнул и отдёрнул штору.

Через несколько минут по лестнице загрохотали сапоги, и в квартиру ввалились подручные Рваного.

— Я же просил тихо! — рявкнул Крюк.

Но урки его не услышали, они, тараща глаза и пуская слюну, пялились на стол, заваленный деньгами, «рыжьем» и камушками. Ух ты!

Последним зашёл Рваный. Спокойно зашёл, не вынимая рук из карманов — не пристало ему суетиться при виде бабок. Зыркнул быстро по сторонам.

— Что с барыгой? — кивнул на лежащего ничком Каца. — Вглухую заделали папашу?

— Нет, очухается. Вначале сыночка пустил, а после хотел хай поднять. Пришлось приложить. Главное, что пустил. Нам мокруха ни к чему, на нас и так много чего висит.

— Ховырки все вскрыли?

— Может, все, может, нет, теперь поздно базарить. Твои шестёрки весь подъезд разбудили. Нужно ноги делать, пока менты не нагрянули.

— Кто «покупку» несёт? Мои или твои?

— Фифти-фифти. — Крюк сгрёб часть награбленного в торбу, затянул горловину. — После посчитаемся…

На «малине» разложили добычу на полу — «рыжьё» к «рыжью», камушки к камушкам, купюры к купюрам. Красивая картинка получилась.

— Как делить будем? Нам лучше «пиастрами» взять, с «рыжьем» и «звёздочками» возни много, «толкача» искать надо, который хорошую цену даст. Лады?

— Это обмароковать надо.

Сзади, обойдя вкруг, прилепились к стенам шестёрки Рваного. Не понравилось это Крюку.

— В чём дело?

— Не понятно мне, зачем тебе делёж устраивать, когда можно было весь куш сорвать?

— Я же говорил: ксивы нам нужны и хата. Серый писал.

— Я Серому маляву кинул, так не дошла она. Никто не знает, где теперь Серый чалится, может, ссучился он, может, нет его…

— На понт берёшь, Рваный? Мне Серый сам лично маляву вручил и адресок твой шепнул. А малява до него не дошла, потому что он себе амнистию объявил. В бегах нынче Серый.

— А что же он нигде не объявился?

— Легавые его ищут, в каждую щёлку нос свой суют. Нельзя ему высовываться.

— Красиво поёшь. Но ты-то знаешь, где он, вот и сведи меня с ним. А я спрошу у него, кто ты такой есть.

— На то его согласия не было. Но я спрошу, как свижусь. Думаю, Серый не откажется с тобой повидаться и за жизнь перетереть.

— Вот и лады. А добыча пока здесь побудет. Так надёжнее. Придёт Серый, мы ее по совести раздербаним.

Неладно дело пошло, шкрабом Рваный оказался, блеск «рыжья» его ослепил. Деньги, золото — не в счёт, но отступать негоже, слабость свою показывать нельзя.

— Так не пойдёт, мы на барыгу навели, хату вскрыли, все заначки нашли, твои только на шухере стояли, а весь барыш тебе?