Когда шатается трон

— Дай-ка я. А то ты всех тут положишь, — отодвинул Кавторанга Крюк. Прошёл вдоль строя. — Порядки наши вам понятны, Кавторанг доходчиво объяснил. А теперь я добавлю от себя. Смерти вы, возможно, не боитесь. Допускаю. Это достойно уважения. Только смерть для вас не самый худший выход. Отсюда. Не сговоримся, отправитесь вы на крытый режим, на «фунт», на четыреста граммов черняшки в прикуску с кипяточком, чтобы лишний жирок сошёл. Потом кум вас в пресс-хату определит, где вас «шерсть» ждёт не дождётся, которую вы на зоне опускали. Вы — их, они — вас. Любят они, когда к ним воров подселяют. Уж так любят… все по очереди.

Слушают урки, щерятся злобно. Верно всё излагает Крюк — «пресс-хата» с опущенными для вора хуже смерти, оприходуют его по наводке кума и к параше приставят, биографию воровскую крест-накрест перечеркнув. Был вор авторитетный, а стал «петушок», которому ходу обратно нет и даже смерть от позора его не спасёт.

— А может, здесь вас к сортиру приставим, дерьмо за бойцами чистить. Кто-то, кажется, языком предлагал?.. Можно и языком. Интересно будет посмотреть.

— Беспредел это, начальник.

— Может быть, только у нас здесь свои законы — не ваши.

— А если мы сговоримся?

— Жить будете. Причём хорошо. Камера у вас отдельная, можно сказать, со всеми удобствами, харч добрый, курево, чай, газетки, можете жить по своим законам, хоть в параше друг друга топите. После на зону вернётесь. Живыми. А кто не захочет дальше срок тянуть — на воле останется.

— Сладко поёшь, начальник. А ну как кинешь нас, в деревянный ящик упаковав, когда мы дело сладим?

— Может, и так, только вы всё равно в плюсе будете: поживёте лишние месяцы или даже год в тепле и сытости. Всё лучше, чем теперь в земле червяков кормить или в «пресс-хате» на насесте кукарекать.

Смотрят воры на мёртвого приятеля своего, у которого из разбитой черепушки кровь и мозги по полу текут, и понимают, что не шутят с ними, не пугают. Предупреждают.

— Что мы должны делать?

— Стать проводниками в ваш блатной мир.

— Сексотами нас сделать хочешь, начальник, чтобы нас честные воры на перо посадили?

— Нет. Мне информация про ваши делишки без надобности, я не кум и не прокурор.

— Зачем тогда?

— Затем, что мы хотим на дно залечь или дело совместное с корешами вашими провернуть.

— Не-а, за так никто вам помогать не станет, нет таких фраеров, чтобы за чужие грехи в огонь башку совать.

— А мы не за так… — Крюк потянулся, раскрыл, толкнул ногой коробку.

Ё-моё! Это же сколько в коробке бабок!..

— Расчёт будет купюрами или рыжьем — как захотите. Ну и в общак, естественно, отстегнём. Нам халява не нужна.

— А если мы согласимся, а после вас кинем?

— Не кинете. На тот случай мы компромат организуем: по запретке погулять попросим между колючками, что для правильного вора позор несмываемый, очко отдраить, а мы все эти ваши подвиги запротоколируем.

— А если нет, если мы вас пошлём?

— Тогда на карачки, и тоже в очко, но уже мордой, а сзади кто-нибудь пристроится. Вот и прикиньте: или при авторитете и при бабках, или с рожей в дерьме по уши.

Крепко Крюк воров за грудки взял, знает, как их убедить. Куда там куму или прокурору.

— А если не мы, а вы нас после сдадите?

— Какой в том резон? Нам крепко дружить нужно, мы не то что закладывать, мы опекать вас будем, по вашей преступной лесенке продвигать. Всё выше и выше. В наших возможностях вы смогли убедиться, раз не на зоне теперь, а здесь стоите. Подумайте, мы не торопим — время ваше казённое. За сим общее собрание объявляю закрытым, дальше с каждым отдельно беседовать буду, а уж по душам или через колено — от вас зависит.

* * *

Собрались на беседу.

— Когда?

— В ближайшие дни. После будет труднее, — ответил Пётр Семёнович. — Того и гляди проверка нагрянет по головам вас считать.

— Сколько сможешь за периметр вывести?

— Шесть-семь человек, не больше. И то лишь максимум на неделю.

— Кто пойдёт?

— Я, Ржавый, Старлей и… — Крюк обвёл взглядом собравшихся. — И Студент.

— И я, — подал голос Абвер.

— Командиры не должны на штыки лезть, — возразил Кавторанг. — Командирское дело личным составом с НП командовать, осуществляя общее руководство.

— Можно подумать, ты на НП с утра до ночи харю давил.

— Я — другое дело. Мои ближние тылы в трёхстах метрах от окопов противника были, плацдарм от края до края платком накрыть можно. Всё хозяйство в одном окопе — и штаб, и госпиталь, и огневой рубеж. И сортир с братскими могилами под боком, так что не продохнуть.

— Ну вот, и у нас считай «пятачок». Дело это для меня новое, надо осваивать.

— Смотри, Абвер, — усмехнулся Крюк. — Наши урки — это тебе не фрицы, которые ручки марать не любят. Урки кишки любо-дорого выпускают с улыбочками и прибаутками. Чик — и ты на небесах. Так что ходи тихо, не высовывайся, и поперёд батьки в пекло не лезь. Твоё дело двадцать пятое, хоть ты нынче и командир.

— Ладно, согласен, — кивнул Абвер.

— Не понял? — показно удивился Крюк. — Как нужно отвечать?

— Так точно! — поправился Абвер.