— Ладно, коли так дело повернулось… Правы вы или нет — не знаю. Место вы верно определили, а задачи… Мы должны человека из-под охраны вытащить, которая не просто охраняет — стережёт.
Командиры дыхание затаили.
— И кто же на это решился?
Пётр Семёнович только плечами пожал.
— Ну хорошо. Вытащим мы человека, а дальше что?
— Передадим в условленном месте, кому — не спрашивайте, не отвечу, это не наша забота. А наша… шкуру свою сберечь.
— Считаешь, получится?
— Не считаю, но не исключаю. Кто там за кого и кто верх возьмёт — поди догадайся, не срастётся что — на нас всех собак повесят, и тогда конец один.
— А если разбежаться?
— Куда?
— Страна большая.
— Страна-то большая, да всяк человек на ней как на ладошке. Вмиг во все уголки ориентировки полетят с нашими портретами и пальчиками. Конечно, можно в тайгу уйти, в болота и урманы, но разве это жизнь — с медведями зимой лапу сосать? Рано или поздно мы к людям за солью или спичками выползем, тут нас и прищучат.
— Черт с ним. Зато месяц-другой на свободе погулять можно!
— А родственники? Папки-мамки, братья… Их ведь всех до одного за нас потянут, и ваших, и наших, скопом. Закроют в крытку и ждать будут, покуда мы с повинной не заявимся. А нет — зелёнкой лбы помажут. Согласны мы на такой размен? Вот и я не согласен. Ладно бы мы их на жизнь в Сочи променяли, а на жизнь таёжную… Как, Партизан, житуха в лесу?
— Как на зоне — голод, холод, мошкара поедом жрёт. И еще зверьё дикое. Без помощи местных долго не протянуть. Ну или надо на большую дорогу выходить, чтобы деньгами или едой разжиться.
— Как ты?
— Как я… Только я фрицев резал, а здесь свои.
— И что делать?
— Сидеть и не рыпаться! — зло ответил Пётр Семёнович. — Наˊхрен кукарекать, пока не рассвело. Может, всё само собой рассосётся — мало ли заговоров против товарища Сталина было, и где те заговорщики?
— А если не рассосётся?
— Тогда шанс появится. За просто так с кондачка никто хозяина валить не решится, только если под ногами угольки горячие. Иначе давно бы… А как начнёт припекать, может, до нас очередь и не дойдёт, не успеет.
— А коли дойдёт?
— Тут есть варианты. Сладим мы своё дело гладко, глядишь, амнистию заслужим, ведь не кого-то, а вождя народов спасём. Не успеем или не сможем — вся страна с боку на бок перевернётся, такая делёжка начнётся — не до нас станет. Глядишь, щёлка и отыщется, в которую мы нырнём. Если подготовимся заранее.
— Складно поёшь, — кивнул Крюк, с прищуром глядя на Петра Семёновича. — Только всё это трёп. Мы уши развесим, а ты за ворота шагнёшь и стуканёшь на нас, чтобы шкуру свою спасти. Может такое быть? Не верю я тебе.
Верно, чужая душа потёмки, а со страху чего не наговоришь. Иной складно языком чешет, так что заслушаться можно, а на поверку — с гнильцой оказывается.
Думают командиры, сомневаются.
И Пётр Семёнович понимает, что за просто так ему веры не будет, что тут надо делом доказывать.
— Ладно, чтобы сомнения убрать, скажу.
Напряглись все.
— Стукачи у вас среди бойцов имеются. Мои люди. Они про все ваши делишки и слова, которые не воробей, мне докладывают.
— Как? Ты же ни с кем…
— Через «ящики почтовые» — щёлки в стенах, да камушки под ногами. Вот, смотрите… — Вытащил, расправил какую-то мятую бумажку, протянул. — Почитайте, что у вас тут вчера-позавчера было, кто про что речи держал и что измышлял.
Читают командиры, мрачнеют. Верно, были такие разговоры и происшествия мелкие, о которых они не докладывали. Видимо и впрямь затаились среди них чужие глаза и уши, которые всё видят и слышат.
— Кто это? Имена назовёшь?
— За здорово живёшь — нет. Баш на баш. Стукачок — против доверия. Без доверия мне… нам нельзя.
— Давай, говори!
— Одного назову, других пока нет. Это чтобы вы меня, сразу все узнав, не порешили. Теперь одного отдам, через неделю другого. А за это время мы кровушкой повяжемся, чтобы назад никому ходу не было.
— Как это?
— Деньги нам понадобятся, если вдруг придётся когти рвать. Без денег нам за забором часа не прожить — ни билет прикупить, ни ксивами разжиться, хлеба кусок и тот не добудешь. Так?
— Верно толкует.
— Что предлагаешь?
— Стоп с прихватом. Стволы у нас имеются в достатке, за забор я выведу, придумаю что-нибудь.
— Сберкассу брать?
— Нет. В кассе гражданские — много крови будет. Зачем на себя лишний грех брать? Чем больше жмуров, тем шибче менты пупы рвать будут. Машину надо брать так, чтобы один раз — и на дно с приварком. Если чисто сработаем, то никто нас не сыщет. Ребята мы залётные, следаки в первую очередь своих шерстить начнут. А мы… мы покойники, нас на этом свете нет.
— Инкассаторов на уши поставить?
— Почему бы и нет? Чем по кассам мелочёвку сшибать, лучше всю выручку разом взять.
— Так они при волынах, а может, и авторучки имеются.
— У нас тоже. Только других вариантов разжиться бабками я не вижу. Или, может, нам «блины печь» начать? Так, боюсь, квалификации не хватит, тут гравёр с золотыми руками нужен. Есть у нас такие? Нет… Вот и остаётся гоп-стоп.
Молчат командиры.