Когда правит страсть

– Есть такие землевладельцы, – ответил Паппи. – Та богатая семья, у которой мы арендовали землю, и первая знатная фамилия, которая пришла мне на ум.

– А! – воскликнула она, хотя на самом деле ее больше волновал другой вопрос: – Неужели все здешние солдаты такие грубые и наглые?

– Лубиния слишком мала, чтобы содержать профессиональную армию, но дворцовая гвардия многочисленна, и я не сомневаюсь, что им пришлось провести дополнительный набор рекрутов для противодействия бунтовщикам.

– Так это были гвардейцы из дворца?! – ахнула она. – Но ведь это еще хуже! Можно подумать, они появились прямиком из прошлого века или даже позапрошлого! Неужели наша страна настолько отсталая?

– Когда я уезжал, в столице даже не было своей газеты, – признался Паппи.

Это говорило о многом. Слишком о многом. А что, если отец Аланы окажется таким же дикарем?

Но тут Паппи добавил:

– Подобная грубость нравов свойственна любому военному формированию где бы то ни было, Алана. Но, вероятно, большинство этих гвардейцев призваны из среды простолюдинов. Это мужланы от земли, люди, которые с трудом принимают перемены. Большая часть здешнего населения относится к образованию как к пустой трате времени, подумай об этом. Даже в Англии образование не является обязательным и бедняки там воспринимают обучение точно так же. Но в некоторых аристократических домах Лубинии царят весьма утонченные нравы.

– Но не во всех?

Вместо ответа Паппи коротко качнул головой, что дало Алане пищу для размышлений. Она сравнивала этих солдат с англичанами, которые воспитывались так же, как воспитывалась она, в привилегированном мире лондонской аристократии, где преобладали изысканность и хорошие манеры. Пора было отвыкать от прежнего пренебрежения к своей родине, которое привил Алане Паппи. Ведь он признался, что делал это умышленно, чтобы она никому не говорила, откуда родом.

Снег прекратился так же неожиданно, как начался, и их взорам открылось прекрасное зрелище. Зеленые долины, не тронутые снегом, были усеяны фермами и деревушками. Вдалеке Алана смогла впервые разглядеть столицу, носившую такое же название, как и это маленькое горное королевство.

Паппи объявил об этом, обняв ее за плечи и довольно улыбнувшись:

– Вот и главный город твоих владений, принцесса. Наш дом.

«Его дом», – подумала Алана. Она не воспринимала эту страну как свою и была уверена, что никогда и не воспримет.

Они въехали в город до сумерек, но все же было слишком поздно, чтобы сразу отправиться во дворец. Алана обрадовалась этому обстоятельству, хотя понимала – это лишь короткая отсрочка. Теперь, когда встреча с отцом должна была произойти сразу по истечении ночи, опасения нахлынули на нее с новой силой.

Они сняли комнаты на постоялом дворе на окраине. Не посвящая Генри во все подробности, Паппи объяснил ему, что тому придется держаться подальше, когда они с Аланой отправятся в город. Генри, похоже, понял необходимость соблюдения конспирации и особенно восхитился, что за ним могут следить, когда он станет проносить записки Алане, перебравшейся во дворец. Паппи даже свозил мальчика в город, чтобы подыскать людное местечко, где они могли бы тайно встречаться, не подавая виду, что знакомы. Генри был в восторге от такой таинственности.

Все сундуки Аланы были занесены в гостиницу, где им предстояло находиться, пока она не займет покои во дворце. Поскольку Паппи желал, чтобы утром она выглядела наилучшим образом, он отправил ее в постель пораньше.

Спать? В ее взвинченном состоянии? И все же у нее каким-то образом это получилось.

Правда, утро настало слишком быстро. Ее руки подрагивали, когда она надевала бархатное платье бледно-голубого цвета. Вместо теплого пальто Алана выбрала темно-синюю накидку, отделанную белым пушистым мехом, и такую же шапку. Она решила, что, по крайней мере, накидку можно будет приспустить с плеч, если во дворце окажется слишком жарко. Ей даже удалось заколоть свои длинные черные волосы в некое подобие прически. Конечно, не такой изящной, как получалось у Мэри; но шапка делала недостатки не столь очевидными.

– Алана?

Она открыла дверь Паппи, который сказал:

– Не забудь браслет. – Он помолчал, разглядывая ее. – Ты прекрасна, впрочем, как всегда. Твой отец будет гордиться тем, что сможет называть тебя дочерью.

– Я предпочла бы, чтобы моим отцом был ты.

Он обнял ее так крепко, что Алана встревожилась. А вдруг он считает, что обнимает ее в последний раз?

– Я бы тоже этого хотел, принцесса, но не сомневайся, в моем сердце ты всегда будешь мне дочерью. А теперь пойдем. – Он отстранил ее от себя. – Достань браслет. Отныне храни его в сумочке, чтобы постоянно был под рукой. И, возможно, тебе стоит надеть жемчужную брошь, которую я подарил в прошлом году, она прекрасно подойдет к твоему наряду.

Алана кивнула и подошла к своим сундукам. Сумочка сильно потяжелела после того, как Паппи сунул туда деньги и маленький пистолет, но браслет казался почти невесомым, настолько он был тонок. Она достала маленькую шкатулку для драгоценностей и тут же ахнула, заметив, что защелка погнута и полностью отстает от дерева.