Когда пируют львы. И грянул гром

– Майкл! О Майкл… Слава богу, ты цел. Мы тут слышали…

Она вдруг заметила его распухшее, обожженное лицо и застыла на месте. Майкл осторожно спустился с лошади, и конюх увел кобылу.

– Майкл, дорогой… Что у тебя с лицом? – проговорила она, обнимая сына.

– Ничего страшного, мама.

– Ничего страшного! – отстранившись от него, воскликнула она и сжала губы в тоненькую ниточку. – Посреди ночи ты убегаешь из дому к этому… к этому… Потом через несколько дней возвращаешься с обожженным лицом и руками… и это ты называешь «ничего страшного»?!

– Извини, мама. Бабушка там обо мне позаботилась.

– А ты подумал, что я чуть не умерла от страха за тебя? Я сидела здесь, и бог знает что приходило мне в голову. Мог бы хоть послать кого-нибудь, сообщить, где ты, что с тобой, а ты вместо этого…

– А ты могла бы приехать в Лайон-Коп, – тихо сказал он.

– В дом, где живет это чудовище? Никогда!

Майкл отвернулся.

– А где папа? – спросил он.

– В кабинете, где же еще. О Майкл, дорогой, ты не представляешь, чего я только не передумала! Скажи, что ты меня любишь, Майкл.

– Я люблю тебя, – машинально ответил Майкл и снова почувствовал тяжесть в груди, словно ему стало трудно дышать. – Мне нужно поговорить с папой. Это очень срочно.

– Куда ты торопишься, ты ведь только явился. Поешь хоть чего-нибудь… я сейчас распоряжусь… дай хоть осмотреть твое лицо, бедняжка.

– Мне надо немедленно поговорить с папой. Извини.

И он направился к дому.

Когда Майкл вошел в кабинет, Гарри сидел за рабочим столом. Майкл ненавидел эту комнату. Ненавидел ее высокие обкуренные потолки, гнетущие темные панели стен, внушительные охотничьи трофеи; он ненавидел даже ковры на полу, запах залежавшейся бумаги и пыли. Из этой комнаты исходили распоряжения и приговоры, которые регламентировали и предопределяли всю его жизнь. Эта комната являла собой символ всего, от чего он хотел освободиться. Теперь он стоял в ней и с вызовом оглядывался вокруг, словно она была живым существом. «Я вернулся, чтобы забрать у тебя все, что ты мне должна, – думал он. – Все ценное, что ты взяла у меня, теперь отдавай обратно!»

– А-а-а, Майкл! – сказал Гаррик, встал, чтобы поприветствовать сына, и при этом царапнул деревянным сапогом по полу.

Майкл вздрогнул от этого звука.

– Здравствуй, папа, – сказал он.

– Послушай, мы с твоей мамой… мы очень о тебе беспокоились. Почему ты ничего нам не сообщил? – проговорил Гаррик с обидой в голосе.

Майкл открыл рот, чтобы машинально повиниться и попросить прощения, но сказал совсем не то, что собирался сказать:

– Я был очень занят. Не нашел возможности.

– Сядь, мой мальчик. – Гаррик жестом указал на лоснящееся кожаное кресло.

Он снял с носа очки в металлической оправе, больше не глядя на обожженное лицо Майкла. Нет, он не станет думать о Майкле и Шоне.

– Я рад, что ты наконец вернулся. Я как раз сейчас работал над вступительными главами своей новой книги. Это будет история нашей семьи, с тех самых пор, как твой прапрадедушка прибыл в Кейп. Я бы очень хотел услышать твое мнение. Я высоко ценю его. Взвешенное мнение выпускника Южноафриканского колледжа.

Еще немного – и ловушка захлопнется. Для Майкла это было столь очевидно, что он даже поежился. Он уже почти физически ощущал, как двинулись на него забранные панелями стены кабинета.

– Но, папа, мне надо с тобой поговорить, – протестующе сказал он.

Однако Гаррик уже снова приладил на носу очки и стал перелистывать бумаги на столе.

– Думаю, тебе понравится, – быстро заговорил он. – Тебе наверняка будет интересно.

Гаррик поднял голову и, улыбаясь, посмотрел на Майкла; глаза его сияли, как у ребенка, который приготовил подарок.

– Ага, вот. Я начну с самого начала. Не суди строго, это первые, грубые наброски. Еще не отделанные.

И Гаррик начал читать. В конце каждого абзаца он поднимал голову, заглядывал в лицо Майклу в поисках одобрения и, предвкушая его, улыбался. Но Майкл довольно скоро не выдержал.

– Папа, – вдруг закричал он, даже не дожидаясь конца фразы, – я хочу, чтобы ты выплатил мне мою долю Теунис-Крааля!

Голос Гаррика задрожал, он замолчал, пытаясь осмыслить требование Майкла, но сразу же продолжил размеренное чтение, хотя голос его теперь утратил прежний тембр и звучал безжизненно и монотонно. Закончив абзац, он отложил лист бумаги в сторону, снял очки и положил их в футляр. Крышка футляра под действием пружины громко захлопнулась, и Гарри медленно поднял голову:

– Зачем это тебе?

– Мне нужны деньги.

– Для чего?

– Нужны, и все.

Гарри встал и подошел к окну. Заложив руки за спину, он стоял и молча смотрел на зеленые газоны, сбегающие вниз к калитке, за которой в саду яркими алыми пятнами цвели кусты пуансеттии. Дальше участок шел вверх, превращаясь в первую длинную складку, покрытую травой золотистого цвета, и реденький лесок, где между деревьями щипали травку быки и коровы. В небе медленно плыли серебристо-голубоватые облака.

– Завтра будет дождь, – пробормотал Гаррик, но Майкл не отозвался. – Дождик нам нужен. Три недели стояла сушь, трава на пастбищах совсем пожухла.

И снова он не получил никакого отклика. Гаррик вернулся к своему столу: