У нее кожа гладкая, у него волосатая. Иаков с Исавом; кто из них получил благословение, а кто проклятие? Или, может, более уместна притча «La Belle et la Bete» — «Красавица и Чудовище», но все-таки вопрос остается открытым: кто есть кто?
Роберт знал, что думают они, все те, другие. Видел, как они ухмылялись в супермаркете, когда он приезжал пополнять запасы.
Он вовсе не собирался ехать туда. Он отправился в город повидать Эрику. Она мучила его, не хотела освобождать.
Теперь его страданиям пришел конец. Эрика в его руках.
— В моих, — произнес он и хихикнул.
Мойра устроила это. Мойра внушала ему мысль, когда он ехал из города в ярости — мысль о пустой морозилке, о запасе продуктов. Мойра развернула его грузовик и поставила возле супермаркета Уолдмена, где совершают покупки все добрые горожане, недалекие захолустные обыватели и их вульгарные жены.
Они косо поглядывали на него, когда он возил по проходам тележку, заполняя ее замороженными продуктами и консервами, толстыми пачками бумажных полотенец и туалетной бумаги, водой в бутылках, делал месячный запас для своего лесного пристанища.
Они таращились и за его спиной наверняка показывали пальцами на дурачка.
Роберт Гаррисон — сумасшедший, пария, изгой, козел отпущения, проклятый.
Он всегда ощущал их враждебность и отчуждение. Но в последние дни стал ощущать еще кое-что. Их страх.
Они боялись его из-за девчонки Уилкотт. Знали, что это сделал он. Доказать они ничего не могли. Но знали и боялись его, а их страх делал его сильным.
Он много лет неуклюже пытался снискать их благосклонность. Заводил с ними разговоры, вернее, пытался заводить. Улыбался, стараясь приноровиться к ним, надеялся встретить одобрение, но никогда не встречал.
Теперь он не удостаивал их внимания, держался надменно, как король. Пусть себе таращатся и тычут пальцами. Ему наплевать.
У кассы он молчал, пока пухлая девица подсчитывала стоимость его многочисленных покупок.
Он стоял неподвижно, ощущал зуд в ладонях, взор его настороженно блуждал от покупателя к покупателю, они все отворачивались с привычной небрежностью, никто не хотел встречаться с ним взглядом.
Потом он увидел бульварную газету на проволочном стенде, и заголовок бросился ему в глаза, потряс его.
УЧЕНЫЕ ГОВОРЯТ: СМЕРТОНОСНОЕ ЗАГРЯЗНЕНИЕ УНИЧТОЖИТ ВСЕ ЖИВОЕ В ТЕЧЕНИЕ ДЕСЯТИ ЛЕТ!
Смертоносное загрязнение. Миазмы.
Значит, оно распространяется? Значит, он не единственный? Где же такие, как он, каким образом связаться с ними? Живут они тоже, как прокаженные, видят...
Внезапное молчание вывело его из задумчивости, он понял, что кассирша закончила подсчет и ожидает платы. Она пристально смотрела на него, ее круглые глаза на круглом лице широко раскрылись от страха.
Кассирша видела, как он загляделся на газету, и это почему-то испугало ее.
Как она могла ожидать, что он не увидит заголовка? Очень может быть, что она выставила газету напоказ в предостережение ему или в насмешку.
Он чувствовал их взгляды, ощущал смятение их мыслей. Сидевшая рядом кассирша украдкой поглядывала на него. А ребенок позади в очереди, державший в руке леденец на палочке, — тот пялился на него в страхе как зачарованный.
Враждебность и подозрительность со всех сторон.
Как он их презирал. Подонки. Идиоты. Стервятники, клюющие его внутренности, пока он лежит прикованным к скале своего горя.
Он вспомнил последний крик Шерри Уилкотт, когда опустился нож. Так же завопила бы эта пухлая девчонка-кассирша или еще громче? Ему хотелось бы выяснить. Хотелось бы перерезать ее белое горло.
— Итого двести двадцать один доллар тридцать пять центов.
Голос кассирши.
Он, как всегда, расплатился чеком. Старательно вывел свою фамилию крупными буквами. Она не спросила никаких документов. Его чеки надежны. В течение многих лет.
Когда кассирша предложила кассовый чек, он не хотел его брать. Ничего не хотел от нее или от кого-то из них.
Он погрузил покупки в кузов грузовика. Оглянувшись, увидел пухлую кассиршу через стекло витрины.
Она подошла бы, подумал он. Ему нужна вторая. Шерри Уилкотт оказалась не принята. Требуется новая жертва. В ближайшее время.
Да, подошла бы...
Но теперь — напрягаясь, корчась, ползая в тесном пространстве — он думал, не послала ли ему его Мойра ту жертву, какую он заслуживает.
Он выяснит.
Позади отсвет его оставленного фонарика становился ярче, медленное движение задом наперед приближало его к концу расселины.
Оставалось немного.
Его удивляло, что Эрика пыталась бежать. Это усилие явно было тщетным. Она должна была догадаться, что он оказался здесь не случайно и не по своему желанию. Его привело сюда другое существо, более сильное, чем они оба, существо, называемое в древнем мире словом, имеющим несколько смыслов.
— Мойра, — пробормотал Роберт, таща Эрику Стаффорд по неровному известняковому полу.
Это слово означало судьбу.
И справедливость.
И... смерть.
Глава 7
Перед тем как выйти из лачуги, Эндрю в бинокль оглядел из окна местность.
На дороге, поднимавшейся по склону холма, никого не было, но в подлеске, где он сидел на корточках, кто-то стоял на коленях.
Роберт? Должно быть.