Когда опускается ночь

Ида боялась снова упасть в обморок и одновременно ощущала страх и отвращение, которые она не могла ни выразить словами, ни объяснить самой себе. Агент сказал, что, если она запретит ему воспользоваться этим неожиданным случаем, ее щепетильность может привести к трагедии. Ведь «барон» на самом деле преступник Монбран, напомнил он, и в интересах общества и правосудия его следует разоблачить любыми средствами; если же это не он, если и в самом деле произошла немыслимая ошибка, что ж, тогда следует немедленно установить истину, как агент и предлагает, ведь тогда подозреваемый будет полностью оправдан и при этом даже не узнает, что его в чем-то подозревали. Последний довод убедил мисс Уэлвин. К ней вернулась прежняя безосновательная, призрачная надежда, которую она ощутила недавно, когда заперлась у себя в комнате: вдруг французские власти все же докажут, что это ошибка? И она покорилась и вместе с агентом поднялась наверх.

Мисс Уэлвин указала на нужную дверь, и агент взял у нее подсвечник и бесшумно отворил ее, а затем, оставив распахнутой, вошел в спальню.

Ида заглянула в дверь — страх придал ей лихорадочного любопытства. Франваль лежал на боку спиной к двери и крепко спал. Агент тихонько поставил подсвечник на низкий прикроватный столик между дверью и постелью, тихонько сдвинул одеяло со спины спящего, затем взял со столика ножницы и очень осторожно и медленно начал разрезать ночную сорочку Франваля на плече — сначала срезал верхние складки ткани, а затем оставшиеся полосы полотна. Обнажив таким образом верхнюю часть спины «барона», агент взял свечу и поднес к оголенной коже. Мисс Уэлвин услышала, как он прошептал что-то, затем перехватила его взгляд: агент знаком просил ее подойти.

Она механически повиновалась, механически посмотрела туда, куда он указывал пальцем. Перед ней был преступник Монбран — на плече негодяя, едва заметные в ярком свете свечи, были выжжены роковые буквы TF!

Ни двигаться, ни говорить она не могла, но это ужасное открытие не лишило ее сознания. Она видела, как агент осторожно возвращает одеяло на прежнее место, кладет ножницы на столик и берет оттуда флакон с нюхательной солью. Она ощутила, как он выводит ее из спальни, поспешно помогает сойти вниз и по пути подносит нюхательную соль. Когда они снова оказались одни, агент, впервые выказав волнение, которое до этого сдерживал, сказал:

— А теперь, мадам, ради всего святого, наберитесь храбрости и послушайтесь меня. Вам с сестрой лучше немедленно покинуть этот дом. У вас есть поблизости родственники, у которых вы сможете укрыться?

Нет, таких не было.

— Как называется ближайший город, где вы можете найти удобное место для ночлега?

Харлибрук. (Агент записал себе название.)

— Далеко ли до него?

Двенадцать миль.

— Тогда, пожалуй, прикажите немедленно подать экипаж, отправляйтесь туда как можно скорее, а меня оставьте на ночь здесь. Завтра утром я передам для вас весточку в главную гостиницу в городе. Вы сможете совладать с собой настолько, чтобы приказать дворецкому, если я позову его, во всем повиноваться мне вплоть до дальнейших распоряжений?

Дворецкого позвали и снабдили указаниями, после чего агент вышел вслед за ним проследить, чтобы экипаж подали поскорее и без лишнего шума. Мисс Уэлвин поднялась к сестре.

Как она сообщила Розамунде ужасную новость, я вам описать не могу. Мисс Уэлвин никогда не поверяла ни мне, ни кому бы то ни было, что за разговор произошел тогда между ней и ее сестрой. Я не могу рассказать, какое потрясение пережили они обе, — скажу лишь, что младшая и более слабая умерла от него, а старшая и более сильная так и не оправилась и не оправится никогда.

В ту же ночь они уехали в Харлибрук в сопровождении одного-единственного слуги, как и советовал агент. Еще до рассвета Розамунда ощутила муки преждевременных родов. Три дня спустя она скончалась, не сознавая всего ужаса своего положения, — мыслями она была в прошлом и, лежа в объятиях сестры, напевала старые песенки, которым научила ее Ида.

Ребенок родился живым и жив до сих пор. Вы видели эту девочку в заднем окне Грейндж по пути туда. Должно быть, я удивил вас своей просьбой не упоминать о ней при мисс Уэлвин. Возможно, вы заметили в глазах девочки некую пустоту. Увы, разум ее не менее пуст. Если бы слово «идиотка» не носило оттенка насмешки, даже если его произносят с жалостью и нежностью, я бы сказал вам, что бедняжка — идиотка от рождения.

Несомненно, вам хочется услышать, что случилось в Гленвит-Грейндж после того, как мисс Уэлвин с сестрой уехали. Я видел письмо, которое полицейский агент отправил в Харлибрук на следующее утро, и, пожалуй, запомнил достаточно и могу рассказать вам все, что вы только пожелаете узнать.