— Да прямо здесь; она вечно тут слоняется, просит работу попроще и таскает ее домой, в нелепейшую комнатушку в переулке возле кладбища Кампо-Санто. Однажды я из любопытства проследила за ней и постучала в дверь, когда она была уже дома, будто пришла к ней в гости. Она открыла дверь в такой спешке и так перепугалась — только вообрази! Я вела себя с ней по-дружески, притворилась, будто меня страх как интересуют ее дела, потому и проникла к ней в комнату. Ну и местечко! Один угол отгорожен занавеской, и там у нее спальня. Один стул, одна скамейка, одна кастрюля на очаге. Перед очагом самый что ни на есть нелепый, нестриженый, жуткий пес, пудель — ты в жизни такого не видела; а на скамейке сидит светловолосая девочка и плетет салфетки под столовые приборы. Вот тебе и хозяйство, вот тебе и обстановка. Я спросила: «А где твой отец?» — «Он уже несколько лет назад сбежал и бросил нас», — отвечает моя нескладная маленькая подружка, которая только что вышла от нас, — отвечает простенько, как это у нее в обычае, зато с королевским достоинством. «А мать?» — «Умерла». Тут она подошла к девочке, которая плела салфетки, и стала играть с ее длинными светлыми кудрями. «Это, наверное, твоя сестра? — спросила я. — А как ее зовут?» — «Меня называют Ла Бьонделла», — отвечает дитя, подняв голову от рукоделия. Ла Бьонделла, Виржини, означает «Светловолосая». «А почему вы разрешаете этому огромному косматому уродливому зверю лежать у камина?» — спросила я. «О, это наш любимый старый пес Скарамучча! — воскликнула маленькая рукодельница. — Он присматривает за домом, когда Нанина уходит. Пляшет на задних ногах, прыгает через обруч и падает замертво, когда я кричу: „Бам!“ Скарамучча увязался за нами давным-давно, когда мы шли домой, и с тех пор живет у нас. Он каждый день уходит гулять сам по себе, мы не знаем куда, а когда возвращается, облизывается, и мы подозреваем, что он воришка, но он ни разу не попался, ведь это самый умный пес на свете!» И давай расхваливать этого зверя у камина, пока я не была вынуждена оборвать ее, а эта простушка Нанина стояла рядом, смеялась и подзуживала ее. Я задала им еще несколько вопросов и получила удивительные ответы. Никакой родни у них нет, насколько они знают. Соседи помогали им, когда сбежал отец и пока девочки не подросли и не смогли жить самостоятельно, а сами малютки, похоже, не видят ничего дурного в своей нищенской жизни. Последнее, что я услышала, когда уходила, был возглас Ла Бьонделлы: «Бам!» — а потом лай, глухой стук и взрыв хохота. Если бы не их собака, я бы почаще их навещала. Но это невоспитанное чудовище невзлюбило меня и, стоит мне приблизиться, рычит и скалит зубы.
— Вид у девочки был больной, когда она заглянула к нам. Она всегда такая?
— Нет. Сильно изменилась за последний месяц. Подозреваю, наш интересный юный дворянин произвел на нее впечатление. В последнее время чем чаще она ему позирует, тем бледнее и растеряннее становится.
— О! Значит, она ему позировала?
— И сейчас позирует. Он работает над бюстом какой-то языческой нимфы и уговорил Нанину позировать для головы и лица. По ее собственным словам, глупышка сначала испугалась, и ему пришлось долго уговаривать ее, пока он не добился согласия.
— А теперь, когда она согласилась, не думаешь ли ты, что она может оказаться опасной соперницей? Мужчины такие глупые, у них столько нелепых фантазий…
— Чепуха! Это же не девушка, а серая мышка — ни манер, ни ума, ни умения поговорить, в ней нет ничего привлекательного, кроме очаровательной детской неуклюжести! Опасная соперница для меня? Нет-нет! Если мне и грозит опасность, бояться следует дочери скульптора. Должна признаться, я волнуюсь перед встречей с Маддаленой Ломи. А Нанина — она попросту может оказаться мне полезной. Все, что я знаю о мастерской и тамошних скульпторах, я знаю от нее. Она доставит мое письмо, постарается, чтобы я была представлена скульптору, а когда с этим будет покончено, я подарю ей старое платье и пожму руку — и прощай, наша невинная крошка!
— Ну-ну, я на твоей стороне и поэтому надеюсь, что из вас двоих в этой истории ты окажешься умнее. Лично я никогда не доверяю невинности. Погоди минутку — сейчас лиф и рукава этого платья будут готовы, чтобы отдавать швеям. Вот колокольчик — звони, пусть придут: я собираюсь дать им указания, а ты будешь переводить.
Бриджида взялась за колокольчик, а неутомимая француженка тем временем начала кроить юбку для нового платья. Отмеряя целые ярды шелка, она посмеивалась про себя.
— Над чем ты смеешься? — спросила Бриджида, открывая дверь, чтобы позвонить в колокольчик и позвать швей из мастерской.
— Ничего не могу поделать — все думаю, что твоя маленькая подружка при всем ее невинном личике и бесхитростных манерах на самом деле та еще притворщица.
— А я уверена, моя дорогая, что она просто дурочка.
Глава II
Мастерская известного скульптора Луки Ломи состояла из просторной залы, разделенной на две неравные части деревянной перегородкой с выпиленной в ней посередине аркой.