Когда опускается ночь

— Прежде всего нужно устроить так, чтобы он сам мне их предложил. Учти, позировать я буду не ему, а его наставнику Луке Ломи — это он работает над статуей Минервы. Моделью для головы послужила его дочь, а теперь ему нужна натурщица для рук и бюста. Насколько я слышала, мы с Маддаленой Ломи почти одного роста и различаемся лишь тем, что у меня статная фигура, а у нее плохая. Я предложила ему позировать через одну знакомую, которая помогает в мастерской. Если мастер согласится, меня наверняка представят нашему богатому юному господину, а остальное предоставь моей красоте, многочисленным достоинствам и хорошо подвешенному языку.

— Погоди! Я передумала, не буду пускать двойное кружево. Сделаю в один ряд, но по всему платью волнами, вот так. Ну а кто же эта твоя приятельница, которая помогает в мастерской? Четвертый скульптор?

— Нет-нет, это самое диковинное и самое наивное на свете создание…

Тут в дверь комнаты еле слышно постучали.

Бриджида прижала палец к губам и сердито воскликнула:

— Войдите!

Дверь тихонько приотворилась, и в комнату вошла девушка в бедном, но очень опрятном платье. Она была довольно худенькой и ниже среднего роста, однако лицо и вся фигурка отличались идеальными пропорциями. Волосы у нее были того роскошного красновато-рыжего оттенка, а глаза — того темного фиалкового цвета, которые благодаря портретам Тициана и Джорджоне прославились как венецианский эталон красоты. Ее черты обладали особой, самой редкостной из всех женских прелестей даже в Италии: они были четкими и правильными; как выразился бы художник, ее лицо отличалось «хорошей лепкой». Единственным сколько-нибудь значительным недостатком ее лица была бледность. Щекам, безупречным по форме, недоставало краски. Словом, эта девушка была наделена всеми привлекательными чертами, за исключением цветущего вида — без которого, в сущности, не может быть и речи о настоящей красоте.

Она вошла в комнату с печалью и усталостью в глазах, которые, однако, при виде роскошно разодетой француженки развеялись, сменившись изумлением и даже восторгом. Девушка сразу оробела, растерялась и, немного помешкав, молча повернулась обратно к двери.

— Стой-стой, Нанина, — сказала Бриджида по-итальянски. — Не бойся этой дамы. Она наша новая управляющая, в ее власти осыпать тебя благодеяниями. Подними голову и скажи, чего ты хочешь. Тебе уже исполнилось шестнадцать, Нанина, а ты ведешь себя будто двухлетний ребенок!

— Я просто хотела спросить, не будет ли сегодня работы для меня, — проговорила девушка нежнейшим голосом, который чуть дрогнул, когда она снова попыталась посмотреть на модную француженку-портниху.

— Нет, дитя, такой работы, чтобы ты справилась с ней, сегодня не найдется, — сказала Бриджида. — Ты будешь сегодня в мастерской?

Щеки Нанины приобрели недостающую краску, когда она ответила:

— Да.

— Не забудь передать, что я просила, крошка. А если мастер Лука Ломи спросит, где я живу, скажи, что готова сама отнести мне письмо, но тебе запрещено сообщать подробности о том, кто я такая и где живу.

— Почему запрещено? — наивно спросила Нанина.

— Не задавай вопросов, малышка! Делай, как сказано. А завтра непременно принеси мне любезную записку или устный ответ из мастерской, и тогда я замолвлю за тебя словечко перед этой дамой, и ты получишь работу. Неразумное дитя! Зачем тебе работа, если ты можешь заработать гораздо больше и здесь, и во Флоренции, если просто начнешь позировать скульпторам и живописцам, хотя что им с тебя лепить и писать, я никогда не пойму.

— Я больше люблю работать дома, чем ходить куда-то позировать, — пролепетала Нанина, окончательно сконфузившись, и выскочила из комнаты, от ужаса едва заставив себя сделать на прощание реверанс — вышла диковинная смесь поклона, подскока и книксена.

— А ведь эта нескладная девочка была бы хорошенькой, — заметила мадемуазель Виржини, уже далеко продвинувшаяся в деле раскроя будущего платья, — если бы она знала, как улучшить цвет лица, и одевалась поприличнее. Кто это?

— Та самая моя приятельница, благодаря которой я попаду в мастерскую великого Луки Ломи! — со смехом отвечала Бриджида. — Неожиданный союзник для меня, правда?

— Где ты с ней познакомилась?