Когда опускается ночь

Патер Поль приблизился на несколько шагов, чтобы лунный свет лучше осветил его лицо, и снял шляпу.

Франсуа Сарзо вгляделся, вздрогнул, отпрянул и застыл неподвижно и в полном молчании, с лица его вмиг стерлось всякое выражение. Затем мертвую тишину нарушил спокойный, чистый голос священника:

— Я принес вам мир и прощение от вашего давнего гостя.

С этими словами он указал на шею, туда, куда был ранен.

Габриэль увидел, как отца его с ног до головы пробила бешеная дрожь, затем он снова замер и, казалось, окаменел, словно пораженный каталепсией. Губы его разомкнулись, но более не пошевелились, глаза вспыхнули, но взгляд не переместился. Прелестный лунный свет и тот стал призрачным и страшным, когда высветил эту потустороннюю уродливую маску ужаса! Габриэль в страхе отвернулся. И услышал голос патера Поля — тот сказал ему: «Подождите здесь, пока я не вернусь».

Потом снова ненадолго настала тишина, затем послышался глухой вскрик и словно бы кто-то произнес имя Господа — но этот голос был совсем не похож на голос отца Габриэля, по правде говоря, он никогда еще не слышал подобных голосов, — а затем донесся стук закрываемой двери. Габриэль поднял голову и понял, что остался один за порогом лачуги.

Выждав некоторое время, он подошел к окну.

И увидел лишь руку священника, державшую распятие из слоновой кости, однако не стал задерживаться и вглядываться, ибо услышал такие слова и такие крики, что немедленно вернулся на прежнее место. Там он и оставался, пока не вздрогнул от грохота: на пол лачуги упало что-то тяжелое. Снова Габриэль подбежал к двери, услышал молитву патера Поля, прислушивался к ней несколько мгновений, затем до него донеслись стоны, поначалу вторившие голосу священника, но затем перешедшие в рыдания и горький плач. Габриэль еще раз отбежал подальше, чтобы ничего не слышать, и больше не двигался с места. Долго ждал он и мучился, до того долго, что к нему направился один из дозорных, — по-видимому, он забеспокоился, что священника так долго нет. Габриэль дал ему знак отойти и снова уставился на дверь. Наконец Габриэль увидел, как она отворилась, — и увидел, как к нему приближается патер Поль, держа Франсуа Сарзо за руку.

Рыбак не поднимал глаз, чтобы посмотреть в лицо сына, слезы тихо струились по его щекам; он покорно следовал за тем, кто вел его за руку, подобно маленькому ребенку, и, шагая рядом со священником, робко и смиренно внимал каждому его слову.

— Габриэль, — произнес патер Поль, и голос его дрогнул впервые за эту ночь, — Габриэль, Господу было угодно даровать мне полное исполнение всего, ради чего я прибыл в ваши края; я говорю вам об этом, поскольку это все, что вам нужно знать — и, полагаю, все, что вы хотели бы узнать, — о случившемся за то время, пока вы оставались здесь и ждали меня. Все, что я вам говорю, говорится по искреннему желанию вашего отца. И по его просьбе я передаю вам его признание: он тайно последовал за вами к Купеческому столу и обнаружил, как обнаружили и вы, что там не осталось никаких следов его преступления. По его мнению, этого признания достаточно, чтобы объяснить его дальнейшее обращение с вами до нынешней минуты. Далее, я должен передать вам, также по желанию вашего отца, что он в моем присутствии дал обет искреннего раскаяния и повторяет его сейчас при вас следующим образом: когда гонения на нашу веру прекратятся, а они непременно прекратятся, причем скоро, не сомневайтесь, он торжественно клянется посвятить всю свою жизнь и силы и отдать все свое достояние, и нынешнее и будущее, на восстановление и воссоздание придорожных крестов, святотатственно поваленных и уничтоженных в его родной провинции, а также на добрые дела везде, где бы он ни оказался. Я сказал все, что от меня требовалось, и могу попрощаться с вами, а с собой унесу радостное воспоминание о том, как мне удалось примирить отца с сыном и вернуть их расположение друг к другу. Да благословит вас Господь, Габриэль, да дарует Он процветание и вам, и всем, кто вам дорог! Да примет Господь раскаяние вашего отца и благословит всю его дальнейшую жизнь!

Он обменялся с ними долгими, теплыми рукопожатиями, а затем повернулся и быстро зашагал по тропинке к морю. Габриэль не осмеливался заговорить, поскольку не вполне доверял себе, но поднял руку и нежно обнял отца за шею. Они постояли так, глядя на море сквозь пелену слез. Увидели, как лодка отчалила и по сверкающей лунной дорожке добралась до корабля, увидели, как поднялись паруса, и следили за медленно отплывавшим кораблем, пока он не исчез из виду за дальним мысом.

Затем они вместе вернулись в лачугу. Тогда они еще не знали, что более им не доведется встретиться с патером Полем на этом свете.

Глава V

События, предсказанные добрым священником, произошли даже скорее, чем он предвещал. Теперь судьбу Франции определяло новое правительство, и гонения в Бретани прекратились.