Когда дует ветер

Хран растерялся, не ожидал такого вопроса. Как старший воин, он хорошо понимал, что без порядка и дисциплины в племени нельзя, иначе враги уничтожат всех, и сам всегда жестко наказывал провинившихся. Но в глубине души ариг считал, что брат совершил не такой уж страшный проступок, скорее, глупый. Из-за женщин на многих мужчин временное затмение находит, так то ж женщина виновата, а не мужчина. Конечно, брат пост покинул, однако, кроме лесовички никто не сбежал, и на стойбище за это время никто не напал…

Пока ариг собирался с мыслями, в душе уже радуясь, что брата удастся спасти, вождь вдруг сказал:

— Ну, нет, так нет. Я с тобой согласен. Одного простишь, что другие подумают? Подумают, изменника простили, потому что он брат арига, а ариг друг вождя, потому что они вместе росли? Нехорошо получится. Так?

Что тут нашло на Храна, он сам не мог этого позже объяснить, но он промолчал. Храбрый и мужественный, но прямодушный и не очень сообразительный, ариг не успел за хитроумными рассуждениями Руната. А тот не дал времени на раздумья.

Повернулся и крикнул юным лучникам:

— Давай, начинай по очереди! Один справа, другой слева. А мы с аригом посмотрим, кто из вас лучший стрелок.

Вечером после казни Хран зашел в хижину к Ирасу и попросил бурдюк муссы. Колдун взглянул удивленно — ариг даже по большим сатуям муссу почти не пил — но, увидев бледное лицо Храна с черными кругами под глазами, ничего не сказал и молча вытащил из угла полный бурдюк. Ариг ушел за стойбище и просидел там всю ночь, смотря на звезды, слушая вой шакалов и плача — впервые в жизни. Даже маленьким ребенком Хран не плакал, а только громко сопел. За что и получил свое говорящее прозвище: хранами гарты называли больших толстых рыб, живущих под речными корягами.

Ариг переживал не столько из-за смерти брата — человеком он считался жестким и нелюдимым, а к смерти относился спокойно, как к рутинной, обыденной вещи — сколько из-за того, что растерялся и промолчал в решающий момент. Ему казалось, что он испугался и струсил заступиться перед вождем за брата, чтобы Рунат и другие воины не сочли, что Хран покрывает изменника. А трусов ариг презирал даже больше, чем предателей. Получалось, что отныне он должен презирать себя? Вот и пил ариг муссу, не в силах разобраться с обуревавшими его чувствами, и плакал пьяными слезами.

После этой истории он замкнулся еще больше, выматывая силы в военных набегах, и совсем бы, наверное, одичал, если бы не дочери и сын, души не чаявшие в отце после смерти матери. Историю с братом Хран пытался забыть, как тягостный сон, и, в общем-то, почти получалось… Но тут появилась ведунья с ее странным, пугающим и манящим взглядом. И Урак, Черух бы его побрал, не утерпел, напомнил о больном:

— Ты смотри, Хран, осторожней с этими лесными ведьмами. Сам знаешь, что с твоим братом сталось.

Как на зуб больной надавил, шакалий сын. Вечно Урак свой нос всюду сует, давно бы его Хран прибил, да Рунат к нему благоволит.

Вспомнив о вожде, ариг тут же подумал и о ведунье: ишь ты, даже Рунат к ней за помощью обратился. Что же он — Ирасу не доверяет, великому колдуну?

Вот и получилось, что Хран про Олию все утро вспоминал. Сначала, как проснулся, наткнулся взглядом на ее мешки, потом дочки вскочили и начали расспрашивать, что за лохматая тетя с желтыми волосами вчера заходила и зачем. Затем сестра настой принесла — еще раз напомнила о ведунье. Арига эти совпадения тревожили и будоражили одновременно. Как будто какие события надвигались, пугающие неизвестностью, но ею же и манящие.

Выпив настоя, ариг и вовсе взбодрился, собрался пойти проверить караулы. Не оттого, что чего опасался, а не хотелось на месте сидеть в такое погожее утро. Но его опередил младший ариг Бурун, правая рука Храна, сам зашел. На охрану стойбища утром заступила первая пятерка воинов, но в ней не хватало одного человека, погибшего при набеге на лесовиков. Требовалось кого-то переставить из другой пятерки, вот Бурун и забежал посоветоваться. Тут Хран и вспомнил, кстати, про Урака.

— А пусть Урак идет, нечего ему бездельничать.

— Так он только вчера вернулся из набега, я его хотел вечером поставить, во вторую пятерку, — засомневался помощник. — Может, пусть отдохнет до вечера?

— Ничего с ним не случится — не без злорадства сказал ариг. — Чего ему, ночи не хватило отдохнуть? Поставь на холм, у него глаза хорошие, далеко видит.