Кодекс поведения

Здравствуй, творение, меня зовут Джон Шрауд, сказал он ей, когда она впервые пришла в себя. Не самое удачное имя для врача, не находишь?[1] Палата была залита ярким светом, и казалось, что это светится его молочно-белая кожа. От рокочущего голоса мурашки ползли по спине. Бледно-голубые глаза блестели, как два кристалла. В ступоре, последовавшем за отменой искусственно вызванной комы, он казался Джени неумолимым архангелом, прошедшим медицинскую подготовку.

Это все из-за цвета его глаз, я только потом узнала, что он носит пленку. В действительности, глаза у Джона были розовыми. Он и показал ей, как пользоваться пленкой. Научил ее ходить, одеваться, есть — все с помощью непослушных искусственных конечностей. Быть не таким, как все, поначалу трудно, утешал он ее, но в этом есть и свои преимущества, поверь мне, я знаю, о чем говорю.

Но он так и не научил ее, как освобождаться, когда ты связан по рукам и ногам. Нехороший Джон. Джени изо всех сил попыталась высвободить руки, пока от боли слезы не брызнули из глаз. Тогда она подняла голову и посмотрела на себя. Я ведь была одета или я ошибаюсь? В любом случае теперь на ней была простая белая рубашка. На сгибе локтя правой руки блеснул маленький серебристый диск.

О черт!..

Слишком поздно. Седативный насос включился под действием мышечной активности и повышения кровяного давления. Джени почувствовала легкий зуд в том месте, где был закреплен диск. Мгновением позже по телу разлилось приятное тепло. Я не хочу больше спать, черт возьми! Она снова дернулась, но ремни держали крепко.

На лбу выступил пот, Джени начало знобить, схватило желудок. К горлу подкатил жгучий ком. Меня сейчас стошнит! Она попыталась повернуться на бок, но нагрудный ремень не пускал. Я же захлебнусь! Она заставила себя успокоиться и медленно, глубоко задышала. Во рту появилась неприятная горечь. Маленькая передышка. Если она снова начнет двигаться, по окончании буферного периода снова активизируется насос. Это может произойти через тридцать минут или через тридцать секунд в зависимости от наркотика.

Джени посмотрела на дверь. Странно, что к ней никто не заглядывает. Наверняка ведется мониторинг всех жизненных показателей, неужто никто не заметил повышения активности?

Она заработала руками и ощутила жжение на правом запястье. Мне больно, такие ремни не должны причинять боль. Скорее всего у них тут крепления устаревшей модели и наложены неверно. А значит, здесь не привыкли иметь дело со связанными — это уже кое-что. Даст Бог, они не справятся с ней, если она освободится.

Джени попыталась высвободить левую руку — осторожно, но уверенно. Затем не так осторожно и более уверенно. Она не ощущала никакой боли, лишь давление. Когда ремень врезался в кисть, она потянула еще сильнее. Послышался приглушенный хруст, после чего рука подалась.

Джени посмотрела на кисть, мизинец беспомощно свисал, вывернувшись наружу. Большим пальцем она не могла пошевелить. Вся кисть онемела, Джени не чувствовала даже давления. Она ослабила ремень, стягивавший грудь. Большой палец создан специально для того, чтобы расстегивать пряжки, подумала она, пытаясь расстегнуть ремень, который она не видела, пальцами, которых не чувствовала.

— Как дела, капитан?

Джени встрепенулась. Борги присел на край тумбочки, положив на колени свой Т-40 как букет огромных роз.

— Мог бы и помочь, — ответила Джени.

Молодой человек пожал плечами, и от него пахнуло дымом.

— Не могу, мэм, вы и сами знаете. — Он, казалось, был очень этим удручен. И без того печальный взгляд стал еще мрачнее. — Йолан тоже здесь, — сказал Борги, тут же повеселев. — У нее появилась новая подруга.

Нагрудный ремень спал. Джени села и высвободила правое запястье и обе лодыжки.

— Они что, в коридоре, сержант? Выходит, ты знаешь, где мы находимся? — Она посмотрела на Борги, но у того сразу померкла улыбка.

— Не могу помочь вам, мэм, повторил он, — сами знаете. — Пока Джени сражалась с ремнями, он встал и перекинул Т-40 через плечо. До Джени донесся странный запах. Запах жженых перчаток? Нет, на этот раз было что-то другое, знакомое, но что именно… Пахло чем-то жженым, но не перчатками.

— Класс! — Джени хотела одернуть рубашку и вдруг нащупала голую задницу. Рубашка опускалась до колен только спереди. — Я же была одета. Где, вашу мать, мой костюм? — Она посмотрела на Борги, но тот снова пожал плечами. — Черт возьми…