Код тьмы

– Я понимаю, что вам сейчас, скорее всего, очень хочется набить мне морду. Но если мы не будем ставить свои эксперименты, когда придет время, ситуация в этой больнице распространится на всю планету. Но у вас произошел сдвиг. Единственный. Я чувствую, что мы в шаге от того, чтобы подобрать нужный код! Это улучшение через ухудшение!

Гнев как-то сразу и вдруг покинул Покрышкина. Он пристально посмотрел в глаза Олегу:

– Вы правда верите в то, что сейчас сказали?

– Не верил бы – не говорил.

– Какие материалы по проекту у вас есть с собой?

– На моем планшете вся рабочая информация. В том числе и параметры излучения. Как базового, так и того, что было применено у вас. Там установлен и симулятор, на котором можно сымитировать лучевое воздействие на человека, больного солярным синдромом.

– Тогда давайте это все сюда и будем работать, пока нас с вами еще не стерли с лица Земли.

* * * *

60 часов до применения директивы семь-четыре

Таблицы, графики, электроэнцефалограммы мелькали перед глазами Петра Леонидовича. Он листал данные на планшете Фролова, погружался в тему и периодически ловил дежа-вю: в памяти всплывали фрагменты его собственных работ – тех самых, которые он никогда и никому не показывал из опасения, что коллеги поднимут его на смех, назовут шарлатаном, и тогда про докторскую диссертацию можно будет забыть – никто и никогда больше не воспримет всерьез врача, засветившегося на такой одиозной теме. Волновая терапия в медицине была чем-то вроде вечного двигателя в физике или философского камня в химии… Эх, ему бы сейчас материалы с его домашнего компьютера! Все наработки по волновой терапии Покрышкин держал там, а если и приходилось что-нибудь делать на работе, в конце дня он уносил все с собой на флэшке, чтобы коллеги не наткнулись даже случайно. Но память… память-то оставалась. Какие-то выкладки были знакомы Петру Леонидовичу, с некоторыми он бы поспорил, а кое под чем подписался бы обеими руками. Но сейчас важно было найти ошибку – тот дефект в «коде тьмы», который превратил нейтрализатор болезни в ее катализатор.

Рычание сзади заставило его вздрогнуть. Он обернулся и поймал бешеные взгляды прикованных зараженных. Заклеить бы им рот скотчем, да приближаться опасно: один укус – и на одного больного в комнате станет больше.

К счастью, в комнате охраны имелся холодильник и, опять же к счастью, не пустой – охранники взяли с собой обед и ужин, плюс пачка печенья на столе и банка растворимого кофе. Электрический чайник также в наличии, а в углу стояла пятилитровая бутылка питьевой воды. При экономном расходовании… при очень экономном… на пару-тройку суток все это можно было растянуть. На зараженных еду и воду решили не тратить: единственная попытка напоить Зонину едва не закончилась для Фролова плохо – она клацнула зубами у самых его пальцев, и он только в последний момент успел отдернуть руку, пролив воду. Покрышкин тогда сказал: «К черту! Без воды человек может прожить до недели, а без еды – до месяца. Этим силы пока не нужны, а вот нам понадобятся. Если мы свалимся от слабости – все, пиши пропало». Логика была железная, и Фролов согласился. И еще одно «к счастью» – в помещении охраны имелся отдельный туалет, чтобы не приходилось надолго покидать пост. Правда, солярников туда водить никто не собирался, так что в комнате постепенно начинало плохо пахнуть.

Но это все мелочи, это можно пережить, как и голод, а вот звуки… Звуки отвлекали. Слава Богу, зараженные снаружи перестали долбить в дверь – поняли, видимо, что не пробиться, а вот эти, внутри, нет-нет да и принимались рычать. Хорошо еще, что не вопить, как приснопамятный Крикун: веди они себя так же, люди рисковали сойти с ума задолго до часа икс. Кстати, странно…

– А почему эти не вопят? – поинтересовался Петр Леонидович. – У них ведь, по идее, должна начаться ультрафиолетовая ломка без солнечного света.

Тот утомленно потер виски.

– Думаю, дело во второй фазе. Солнца требуют солоциты в крови… поначалу. А потом организм перестраивается и учится уже обходиться как-то… А может, тут и кровавая диета способствует… Не уверен.

– Но наши-то крови не пили. Она – вообще, а охранник – по меньшей мере, двенадцать часов.

Олег пожал плечами.

– Тут я ничего сказать не могу. По этой части у нас Анна Дмитриевна… была специалистом. Да и о второй фазе мы знаем не так уж и много. Возможно, они скоро начнут выть.

– Если начнут – я оглушу обоих лопатой, – мрачно посулил Петр Леонидович.

Какая-то мысль про солоциты зацепилась за его сознание. Он замолчал и поспешил вернуться к планшету.

* * * *

35 часов до применения директивы семь-четыре

Компьютер в комнате охраны тоже имелся. Не ахти какой мощный, но программное обеспечение «кода тьмы» он с грехом пополам тянул. Так что Фролов расположился за ним, и напарники могли трудиться, не мешая друг другу.