Код тьмы

– Не ошибся! Не веришь больше своему чутью, так поверь моему! Оно меня еще ни разу не подводило… Вот что, в бутылке осталось воды на две чашки кофе. Давай бахнем по одной да с печеньем – гулять так гулять – и за дело!

В глазах Фролова что-то блеснуло, и он хмыкнул.

– Ладно, уболтал, черт языкастый! Ставь чайник.

– Вооот! Так бы сразу!

* * * *

18 часов до применения директивы семь-четыре

Если честно, Петр Леонидович и сам уже был готов отчаяться: он чувствовал, что решение совсем рядом, но не мог ухватить нужную мысль за хвост. Организм предавал, все норовя свалиться без сил и рухнуть в омут беспробудного сна на много часов подряд… Ага, чтобы проснуться на том свете. Нет уж, нафиг! А тут еще и почти непрерывно воющая рядом Зонина мешала сосредоточиться. Эх, сделать бы с ней как с Крикуном – посветил на него ультрафиолетом, он побесился-побесился да и успокоился. Только где ж его взять, этот ультрафиолет – тут ни окон, ни синей лампы…

Так, стоп, как это где?! А излучатель на что? Он же настраивается на любой спектр. Ну-ка, ну-ка… А если… Твою вакцину! Петр Леонидович в сердцах хлопнул себя ладонью по лбу, да так смачно, что потом, наверное, синяк останется. Боже, что за идиот! Как он сразу-то об этом не подумал?!

– Олег, вы в своей группе разработчиков когда-нибудь наблюдали под микроскопом, как ведут себя солоциты в крови под воздействием ультрафиолета?

Тот слегка удивился и задумался:

– Ну да, они начинают интенсивнее двигаться, несколько увеличиваются в размерах и становятся химически активными – впитывают различные вещества.

– Вот! – Покрышкин торжествующе поднял палец. – А у медали химической активности есть и оборотная сторона: эти частицы становятся менее устойчивы к внешнему воздействию, особенно энергетическому, и менее стабильны.

– Так… И что? Прости, туплю, к чему ты клонишь?

– Да к тому самому! – чуть ли не закричал Петр Леонидович. – Как я и говорил, мы с тобой все сделали правильно, кроме одного – предварительно не обработали больного ультрафиолетом. Сол-частицы подверглись мощному воздействию излучения, но они ему сопротивлялись, что вызвало внутри организма зараженного настоящую бурю – частиц-то огромное множество. Вот он и не выдержал. А если эти чертовы солоциты предварительно ослабить ультрафиолетовым излучением, а потом ударить твоим «кодом тьмы», готов держать пари на что угодно, что они разрушатся!

Несколько секунд Фролов сидел с видом человека, которого ударили пыльным мешком по голове.

– Черт возьми-и-и! – протянул он потрясенно.

– Вот именно! Так что давай-ка ты, братец, настраивай второй излучатель на чистое ультрафиолетовое излучение и будем пробовать.

На мгновение Покрышкину показалось, что в глазах инженера вспыхнули два факела, а затем тот подскочил, словно пружиной подброшенный, и ринулся к излучателю.

* * * *

17 часов до применения директивы семь-четыре

Их обоих колотило от нервного напряжения, а Зонину, к которой они приблизились с излучателями в руках, – от ужаса. Она снова начала непрерывно верещать, что твоя баньши, разве что сорванный голос мешал выдать действительно впечатляющее соло… к счастью.

– Давай! – голос Фролова слегка дрогнул.

Понимание, что вот уж этот шанс – действительно последний, спокойствию как-то не способствовало. Но на колебания и рефлексию времени уже не оставалось, это понимали оба, так что Покрышкин направил излучатель на зараженную и нажал кнопку.

На ультрафиолет та среагировала мгновенно – бешеным рывком. Таким, что Петру Леонидовичу на мгновение даже показалось, что цепь наручников не выдержит. Но выдержала – больную отбросило обратно к ножке стеллажа. Олег выждал еще секунд пятнадцать и, глубоко вздохнув, словно собираясь нырять, нажал кнопку на своем излучателе. Зонину сначала скрючило до позы эмбриона, затем распрямило, как разжавшуюся пружину. Она еще раз взвыла, клацнула зубами… и потеряла сознание. Покрышкин и Фролов замерли и переглянулись. В их глазах читался один и тот же страх: неужели снова?! Но нет – на сей раз никакой крови и пены. И дыхание – грудь женщины едва заметно вздымалась. Для верности ее окатывали излучением еще секунд десять и выключили приборы.

– Интересно, как скоро можно снимать гематограмму? – спросил Петр Леонидович.

– Думаю, где-то через полчаса. Для верности… – Фролов помолчал несколько секунд, а затем нервно хихикнул: – Но мы ее хотя бы не убили.

– Да, это определенно плюс, – не мог не согласиться Покрышкин, после чего оба заразились громким безудержным смехом, давая выход нервному напряжению.

* * * *

Пожалуй, это были самые долгие полчаса в жизни Петра Леонидовича Покрышкина. Когда же Олег достал спектрограф и направился ко все еще лежащей без чувств Анне Зониной, Покрышкин даже уж и не знал, что сделать – скрестить пальцы на удачу, держать кулаки или молиться. Жаль, что он не был ни верующим, ни суеверным. Да, есть в жизни случаи, когда это можно считать недостатком.