Код Розы

– Как на иголках, – проворчала Маб с кровати. – Словно какой-нибудь Борджиа, который вдруг вспомнил, что забыл подсыпать цианистый калий в консоме, а гонг к обеду вот-вот прозвучит. – Озла возмущенно на нее воззрилась, а Маб подняла «Так держать, Дживз»: – В отличие от тебя, я ее прочла.

– Ой, иди ты к черту, королева Маб. Постой, уложи мне волосы, а? У тебя божественно получается завивка…

Этим субботним вечером Юстонский вокзал был набит битком. Женщины торопились по своим делам, военные распихивали толпу локтями, но Озла их даже не замечала. Она спешила в главный зал.

В детстве, возвращаясь в Лондон из очередного пансиона, Озла много раз пробегала под кессонированным потолком этого зала, обгоняя носильщика с багажом, чтобы поскорее очутиться на улице, под солнцем – там, где начинались летние каникулы. Но сегодня она остановилась как вкопанная среди толпы – ей было все равно, увидит ли она когда-нибудь снова солнечный свет. Потому что вот он – стоит у подножия широкой двойной лестницы, мужчина в форме флотского офицера. На белокурых волосах фуражка, плечи широкие, ноги крепко упираются в пол, лицо склонилось над письмом. Сердце Озлы на мгновение перестало биться.

Как будто почувствовав ее взгляд, Филипп поднял глаза. Он еще больше, чем обычно, напоминал викинга: весь золотистый, подтянутый, дочерна загоревший под средиземноморским солнцем. Он неуверенно посмотрел на нее, словно пытаясь соединить образ дерзкой Озлы в спецовке, с которой когда-то познакомился в «Кларидже», с этой Озлой – серьезное лицо, нежно-розовое креповое платье и сдвинутая на один глаз шляпка цвета фуксии. С Озлой, которая втайне от него целыми днями переводила секретную переписку германского флота.

– Оз… – начал он и осекся.

– Филипп. – Она тоже внезапно растерялась. – Завтра мне на утреннюю смену. У меня только этот вечер, а потом придется ехать обратно. – Лихорадочно ища тему для разговора, она обвела рукой зал. – Юстон не самое красивое место, правда? В детстве я больше любила приезжать на Паддингтонский вокзал, потому что там памятник Неизвестному Солдату, знаешь его? Он стоит в своей бронзовой шинели и читает письмо из дома. Мне всегда хотелось спросить у него, от кого он получил то письмо. Была ли она красива, вернулся ли он к ней, любила ли она его…

– И что, он тебе когда-нибудь ответил? – Взгляд Филиппа шарил по ее лицу, словно он не вполне ее помнил. «Мы не виделись больше года», – подумала Озла. Она тоже не совсем верно его запомнила – глаза у него оказались не серо-голубые, а просто голубые. Очень голубые.

И до этого голубоглазого героя всего три шага.

– Нет, не ответил. Он ведь был бронзовый.

– Пожалуй, я могу ответить за него. – Филипп поднял в руке письмо, и она узнала свой почерк. – Девушка, написавшая это письмо, бесспорно, красавица. И он совершенно точно выжил и вернулся к ней…

Филипп остановился, не дойдя до третьего вопроса. «Любила ли она его?»

Да и нужен ли был ему ответ?

Озла могла без труда направить этот поезд по накатанному маршруту. В конце концов, не так уж много времени они успели провести вместе, и с тех пор прошло больше года. Можно было сыграть флиртующую попрыгунью, пролепетать: «Дорогой Филипп, мы сто лет не виделись!» – а потом они повеселятся в «Савое» и легко расстанутся, как случайная парочка, которая отлично провела время. Наверное, это было бы самым мудрым решением, подумала Озла, вспоминая слова Маб о принцах и девушках, на которых им и в голову не приходит жениться.

Но оставался третий вопрос.

«Любила ли она его?»

Озла шагнула к нему, обвила руками шею Филиппа и прижалась губами к его губам. Он так резко притянул ее к себе, что ей пришлось встать на цыпочки. И, растворившись в его поцелуях, она не заметила, как на Юстонском вокзале погас свет.

– Похоже, мы тут застряли, принцесса.

– Какая трагедия, господин моряк.

Где-то вдалеке все еще завывала сирена воздушной тревоги, но гула самолетов Озла не слышала – если бомбы и падали, то на другом конце Лондона. На вокзале снова зажглись огни, но не все, их сторона оставалась в тени. Филипп сидел спиной к стене, Озла свернулась калачиком у него на коленях. Он набросил ей на плечи шинель, и никто не видел, что под этим прикрытием он крепко ее обнимает. Фуражку он положил на пол, на фуражке примостились шляпка и сумочка Озлы. Ни один пассажир не обращал внимания на мичмана и его подружку-дешифровщицу, скрытых в тени зала, прижавшихся друг к другу так крепко, словно они срослись.

На улице что-то лязгнуло, и Филипп поднял голову. Озла почувствовала, как напряглись его мускулы.

– Это просто орудия ПВО, – пробормотала она и притянула его ближе к себе. – Это наши. Со временем привыкаешь к таким звукам. – Она была пьяна им, все ее тело будто звенело. Они и раньше целовались, но осмотрительно, стоя на крыльце, где соблазн не мог завести их слишком далеко. Не так, как сейчас, распахнутыми губами, сгорая от желания, просунув руки под манжеты и воротники. Ей казалось, что все ее тело покалывает от нетерпения.