Код бикини. Часть 2 (СИ)

торопись, залезай обратно. Спешить некуда, у меня сегодня выходной, - она откинула угол одеяла и подвинулась, осво-бождая место.

Алик сел на кровать и прикрылся одеялом.

- Как там твои бедные дзу**? - сочувственно спросила девушка.

- Что еще за дзу?

- То, что у тебя болит. По-русски это слово звучит очень грубо. А по-армянски нежно...

- Очень нежно, - поморщился Алик. - Будто звенит что-то. Вернее, звенят...

- Точно! - Ашхен всплеснула руками и заливисто зас-меялась. Оборки на ее груди разошлись, глубоко открывая внушительного размера бюст.

- Ты чего такая веселая? - подозрительно спросил Алик, потирая шею. - Вчера в пиццерии подступиться было невозможно...

- Ну, во-первых, - девушка говорила нараспев, смягчая согласные на кавказский манер, - Дамир бы мне все равно не дал с тобой поговорить...

- А во-вторых?

- Во вторых, я тебя совсем не знала.

- А теперь знаешь?

- Конечно! Я все про тебя узнала, пока ты спал. Ты бе-зопасный.

________________________________

* Им сирели - мой дорогой (армянск.)

* Дзу - яйцо (армянск.)

- По карманам лазила?

- Не очень. Только удостоверение аспирантское посмо-трела - и все. И паспорт - чуть-чуть.

- Понятно... А почему ты решила, что я безопасный? Разве аспирант не может ограбить или, допустим, изнаси-ловать?

- Грабить у меня нечего, как видишь, - Ашхен обвела комнату раскрытой ладонью. - А насиловать ты пока нико-го не можешь. У тебя там все синее. Поэтому безопасный.

- Скорее, зеленое. Непонятно только почему.

- Это я тебя тархуном намазала. И пить давала тар-хунную настойку, когда ты бредил без сознания. Тархун от всех болезней помогает, чтоб ты знал.

- Чепуха какая-то... - Алик в замешательстве снова по-тер шею.

- Ты не думай ни о чем, - проворковала Ашхен. - Иди сюда, я тебя еще полечу...

Девушка дернула Алика за руку, и он повалился носом в одуряюще пахнущую лавандой кружевную пену. На его шее сомкнулись полные мягкие руки, в рот впились благоухающие клубничной карамелью губы. События раз-вивались стремительно, однако Ашхен категорически не желала расстаться с последней деталью туалета. Она вновь и вновь с неистовой страстью набрасывалась на Алика, но всякий раз жестко пресекала его попытки стащить с нее старомодные, с широкой резинкой синие трусы.

- Ты чего? - Алик заглянул в затуманенные страстью глаза девушки. - У тебя критические дни?

Ашхен слабо улыбнулась и покачала головой.

- А ты не такой уж и безопасный, - пробормотала она и с новой силой оплела молодого человека руками и ногами.

"Какой-то борцовский петтинг", - мелькнуло у него в голове.

После четверти часа утомительных упражнений, столь же распаляющих, сколь и бесплодных, Алик вывернулся из жарких объятий и, тяжело дыша, отвалился на спину.

- Ничего не понимаю, - пробормотал он. - Ты же са-

ма...

- Что сама? - горестно откликнулась Ашхен. - Что са-

ма? Разве я виновата, что бог поселил огонь в моем теле, а в детдоме мне дали такое имя?

- Какое имя?

- Ашхен по-армянски означает "небесная", - со скорб-ной торжественностью произнесла девушка.

- Хм, а звучит очень даже по-немецки. Лизхен, Грет-хен, Ашхен...

- Вот и немцы так думают. Евреи уверены, что это их

имя - от "ашкенази". Турки за свою держат. Поэтому лип-нут и те, и другие, и третьи... - девушка вытерла подолом сорочки вспотевшее лицо. - Но дело не в евреях. Раз я "небесная", то должна выйти замуж исключительно непо-рочной девственницей.

- Отчего же до сих пор не вышла?

- Вай-мэй, как будто ты не знаешь! - Ашхен в сердцах хлопнула себя по ляжке. - Вам, мужикам, ведь сразу секс подавай. Не дашь - недотрога. Дашь - шлюха...

- Понимаю... И ты выбрала компромисс в виде такой вот эротической акробатики. Самой не надоело?

- Еще как надоело, Алик-джан! - Ашхен схватила моло-дого человека за руку и прижала его ладонь к своей нема-лой груди. - Здесь внутри знаешь какой вулкан! И там тоже, - она скосила вниз глаза. Хочешь, все это твоим будет - раз и навсегда?

- Я не могу так сразу, - отдернул руку Алик. - Мы же с тобой едва знакомы...

- Вот видишь, какой ты! - мохнатые ресницы гурии распахнулись, и на синеватом глазном яблоке жгуче заси-яли маслины зрачков. - В трусы лезешь запросто, будто с детства со мной спишь, а как жениться - так едва знакомы!

Ашхен обиженно замолчала.

- Ну хорошо, - сказал Алик, - нельзя так нельзя. Но за-чем тебе эти допотопные трусы? Если нарвешься на на-сильника, они тебя все равно не спасут.

- Не в этом дело, - потупилась Ашхен. - Просто я стес-няюсь...

- Что?! В постели такое вытворяешь, а снять эти бабу-

шкины рейтузы стесняешься? По-моему, стыдно быть в них, а не без них.

- Нет, я голой быть не стесняюсь. Тут другое...

- Какое?

- А, пусть! - Ашхен перевернулась на живот и подло-жила ладони под подбородок, словно одалиска Буше, на которую художник, повинуясь внезапному эстетическому капризу, напялил уродливые сиреневые панталоны. - Тебе скажу. Ты все-таки ученый парень, аспирант, а не какой-нибудь баран, вроде Дамира.

- Поделись, если хочешь, - сказал Алик как можно равнодушнее.