Кочевая жизнь в Сибири

Проснуться утром от приступа кашля, вызванного густым едким дымом костра, выползти из кожаной спальни площадью в шесть квадратных футов в ещё более спёртую и дымную атмосферу яранги, съесть завтрак из сушёной рыбы, замороженного жира и оленины из грязной деревянной лохани, с дурно воспитанными собаками, стоящими у каждого локтя и оспаривающими твоё право на каждый кусок – это и значит наслаждаться жизнью, которой может позволить себе только коряк и которую может вынести только его невозмутимость. Сангвинический темперамент может найти в новизне ощущений некоторую компенсацию за дискомфорт, но новизна редко переживает один день, в то время как дискомфорт, кажется, растёт всё время своего существования. Философы могут утверждать, что правильно устроенный ум возвышается над внешними обстоятельствами, но пара недель в жилище коряка сделали бы больше, чтобы развеять их умы от такого заблуждения, чем любое количество логических аргументов. Сам я не считаю себя особенно жизнерадостным, и мрачный вид окружающей обстановки, когда я выполз из своего мехового спального мешка на следующее утро после нашего прибытия в стойбище, заставил меня чувствовать себя совсем не добродушно. Первые лучи дневного света едва пробивались сквозь дымную атмосферу яранги. Недавно разожженный костер не горел, а дымил, воздух был холоден и неприветлив, в соседнем пологе плакали два младенца, завтрак не был готов, все были недовольны, и вместо того, чтобы прервать эту атмосферу всеобщего страдания, я тоже рассердился. Однако три или четыре чашки горячего чая, которые были вскоре поданы, оказали своё обычное вдохновляющее действие, и мы постепенно начали более жизнерадостно смотреть на мир. Позвав тойона и разогнав его полусонное состояние трубкой крепкого черкесского табака, мы сумели договориться о нашем переезде до следующего стойбища коряков на расстоянии около сорока миль к северу. Тотчас же было отдано распоряжение отобрать двадцать оленей и приготовить нарты. Поспешно проглотив на завтрак несколько сухарей и ветчины, я надел меховой капюшон и рукавицы и выполз наружу, чтобы посмотреть, как двадцать обученных к упряжке оленей будут отделены от стада из четырех тысяч диких.

Со всех сторон ярангу окружали олени: одни разгребали снег острыми копытами в поисках ягеля, другие стучали рогами и хрипло хо́ркали в поединках, третьи бешеным галопом гонялись друг за другом по тундре. Около яранги дюжина мужчин с лассо выстроились в две параллельные линии, а ещё двадцать человек с ремнем из тюленьей кожи длиной в двести или триста ярдов окружили часть огромного стада и с криками и взмахами рук начали гнать его к первым. Олени испуганными прыжками пытались вырваться из постепенно сужающегося круга, но ремень между кричащими туземцами неизменно поворачивала их назад, и они толпой устремлялись в пространство между рядами лассо. Время от времени в воздухе мелькал аркан, и петля падала на рога несчастного оленя, чьи подрезанные надвое уши указывали на то, что он обучен к езде в упряжке, но чьи гигантские прыжки и отчаянные попытки убежать наводили на очень серьёзные сомнения относительно успешности этого обучения. Чтобы олени, запряжённые парами, не сталкивались рогами, один рог каждого безжалостно отрубался близко к голове тяжёлым похожим на меч ножом, оставляя ужасный красный обрубок, из которого кровь струйками сочилась по ушам животного. Затем они были впряжены в сани парами с помощью ошейника и гужа, проходящего между передними ногами, а недоуздки имели маленькие острые шпильки, которые кололи правую или левую сторону головы, когда натягивался соответствующий повод.

Попрощавшись с лесными камчадалами, возвращающимися отсюда домой, мы закутались от пронизывающего ветра в наши самые тёплые меха, сели на свои нарты и по лаконичному «ток!» тойона тронулись в путь по бескрайнему океану снежной тундры, оставив позади стойбище, похожее на маленький архипелаг конических островков. Заметив, что я поёжился от колючего ветра, погонщик указал на север и, выразительно пожав плечами, воскликнул: «Там шибко холодно!». Нам, впрочем, не нужно было об этом напоминать – быстро падающий термометр показывал, что мы приближаемся к районам вечного холода, и я с немалым опасением ожидал, как мы будем спать на открытом воздухе при арктических температурах, о которых я столько читал, но которых ещё никогда не испытывал.