Книга вторая. Как я был волком

Я смотрел на Фриста. Хотелось встретиться взглядом, пусть прочтет мои мысли. Но Фрист глядел на хранителей. Те на него. Все всё понимали. Думаю, новым Вечным однажды станет Дрыкан, а тела этих найдут где-нибудь случайно. Или не найдут. Или Вечный, сойдя с ума, выпрыгнет из окошка, успев передать халат одному из моих поимщиков. Вариантов много. Власть, она штука такая. Все против всех. Игра без правил.

— Это ровз Говорун, — сообщил Фрист, начав внимательно разглядывать меня.

Словно впервые увидел. Мамон кивнул:

— Личность подтвердило много свидетелей. Говорун. Ваш гость.

— Как он оказался у вас?

— Напал на девочку в общежитии.

Встрял Кутяй:

— С тех пор, как я последний раз привел Говоруна во дворец, никто его снаружи не видел. До момента поимки.

Смысл предельно прозрачен: если Фриста нельзя привлечь, то можно обвинить в пособничестве. Бог не может быть соучастником преступника или адского посланца. Одна мысль о таком — ересь. Но слова сказаны. Нужные мысли в головы заронены.

Состроенная улыбка раздвинула бледные губы Фриста:

— Этот лишь несколько дней назад проявился. Приходящий-Во-Сне приходит много лет.

— Значит, впервые пришел не во сне.

— Потому и поймали, — продолжил мысль Мамон.

— Значит, больше приходить не будет. Только быстрей его домой нужно. Да так, чтоб другим неповадно было, — с намеком поговорил Кутяй. — Иначе люди решат, что ровза подставили, и найдут настоящего Приходящего.

Глаза Фриста превратились в щелки-кратеры готовившегося к извержению вулкана:

— Кто были поимщиками? Поименно.

— Хранители Мамон и Кутяй.

— Хранители Мамон и Кутяй, что вы делали ночью в девичьем общежитии? Где Мида и Злада, выбранные в жены? Предлагаю вам удалиться, пока не прозвучало обвинение в юнолюбии.

— Нас — в юнолюбии? — Мамон вытаращил глаза. — Нас?!

— Идите. Я разберусь, почему вы оказались там, где нельзя, и как поймали того, кто там быть не мог.

Фрист обернулся к охранителям, левая рука поднялась. Ее опускания никто дожидаться не стал. Резко дернутый за ошейник я едва не завалился набок, меня через семейную половину долины поволокли наружу и вскоре вывели к мосту.

Завидев в тумане движение, часовой выскочил с оружием навстречу.

— Стоять!

— Приходящего-Во-Сне ведем на ничейную полосу, — объяснил причину Мамон. — Оставим до отправки.

Страж поспешно отворил створки перед процессией. На середине хранители остановились, следовавшая за ними толпа застыла снаружи, у открытых ворот. Ничего не видя в тумане, они внимательно слушали.

— Может, допросить? — Мамон исподлобья посмотрел на Кутяя.

— Словами ровза говорит враг рода человеческого. Что бы он ни сказал, будет признано неправдой. Тогда — какой смысл?

Его руки накрепко привязали хвост ошейника к бревну. Легкий толчок — и я научился летать. Пока только вниз.

Обожгло холодом. Шею перетянуло. Я вынырнул, шумно хватая воздух. Руки связаны, но ноги свободны — только благодаря бурному отталкиванию удавалось остаться на плаву. Вверх до бревенчатого настила около метра. Едва видно в белой дымке. Хранителей сверху не видно вообще.

На берегу громко обсуждали мою судьбу:

— Куда его?

— В воду. Огонь завтра будет.

— Не захлебнется?

— Рожденные взрослыми в огне не горят, в воде не тонут.

Рожденные взрослыми, зацепился мозг за фразу. Вот, оказывается, почему…

— Еще как горят, сам видел. Последний завет.

— Сгорает временная оболочка, а сами домой уходят. Главное, успеть отправить до послезавтра.

— Почему именно до полнолуния?

— В былые времена один задержавшийся позже исчез, а вскоре вернулся и таких дел наворотил… Теперь с этим строго.

Мы с Томой и пилотами тоже прибыли до полнолуния. Буквально за день. Неужели после портал работает в обратную сторону?!

— Каждому по делам его, — провозгласил Мамон. — И да пребудет так!

— Отныне и вовеки веков! — прибавил Кутяй.

— Воистину! — откликнулась с берега толпа.

Шаги по бревнам удалились, скрипнул вдвигаемый засов.

Петля ошейника сделана постоянной, не самозатягивавшейся, только это позволяло дышать. Вода бурлила под мощно отпихивающими ногами. Руки взвились над головой, перехватив веревку: связаны запястья, а кисти оставались свободными. Напряжение мышц позволило подтянуться. Изогнувшись, я в подъеме-перевороте забросил ноги вверх, на настил, и втек туда вслед за ними. Спасибо жизни в стае, и не такому научила.

Меня окружала плотная облачная пелена. Тишину рвало только дыхание. И набат сердца.

Местным веревкам до синтетики далеко, край бревна справился с ними за несколько минут. Ноги вновь опустились вниз и осторожно коснулись поверхности озера. Пальцы разжались, тело почти без всплеска вошло в воду.

Плыть пришлось чрезвычайно аккуратно, по-лягушачьи, ежесекундно вслушиваясь. Ни одна волна не ушла к берегу, ни один звук не улетел туда и не донесся оттуда.

Трава на берегу «холостянщины» показалась раем. Сердце долго успокаивалось. Отлежавшись, я двинулся по натоптанному, не боясь сбиться с пути — дорога-то единственная. Если появятся встречные, успею отскочить в белое ничто, пусть потом ищут.

Никто не повстречался. Миновав сады, я пошел медленнее, ориентируясь теперь и на запах.