Воздух наполнился гудением от далекого топота. Запыхавшаяся Миледа распростерлась перед властелином, ладони протянули сложенное полотно. Пахло от него, будто стирали в меде, а гладили розами.
— Туда, — перенаправил Фрист.
Мой взгляд удава заставил служанку опустить лицо. Только тогда я вышел из воды, зло и гордо, как дядька Черномор, оставшийся не только без богатырей, но и без доспехов, или как какой-нибудь Афрокондитер из пены, или кто там и откуда выходил у гревних дреков… и прочих египтян, египкун и египсан. Юная служанка незаметно подглядывала, а правитель забавлялся ситуацией, наблюдая одновременно за всеми.
Мысли взбурлили классикой: «Чума на оба ваших дома!» Моя рука небрежно, словно сделала одолжение, соизволила принять полотенце и промакнуться краешком. Подоспевшая Тома мгновенно изъяла реквизит для собственных нужд.
— Но-но, — пожурил Фрист жадно запахнувшуюся девушку. — Вопрос решен. Отдай.
Тома скрипнула зубами, но починилась. Поклонившаяся властителю служанка исчезла быстрее звука, колыхнув взметнувшейся бахромой. Занимательный факт: в своей пародии на одежду она казалась более обнаженной, чем нагая Тома, выглядевшая естественно и самодостаточно.
В глазах Фриста плескалась новая идея.
— Хотите спать?
— Тоже под вашим чутким отеческим присмотром?
— Само собой. Мое любопытство ученого нужно удовлетворить.
Нашел удовлетворителей.
— Тогда не хотим. — Тома прижалась к моему плечу.
Алый халат равнодушно вздернулся в районе плеч и вместе с хитро улыбавшимся содержимым двинулся на выход. Нам пришлось отправиться следом. Охранители наступали на пятки и подталкивали.
В главном зале не остановились. Через боковой тоннель, куда утром увели Миледу, минуя множество развилок, мы попали в небольшое тупиковое помещение. Пара узких отверстий под потолком давали свет — тусклый, рассеянный. Скорее всего, из другого помещения. Все пространство занимала накрытая светлым полотном огромная перина, только вместо перьев и пуха, судя по запаху — растительная масса.
— В ваше полное распоряжение. — Фрист развернулся и вышел.
За ним исчезли во мраке тоннеля охранители.
— Чапа, они правда ушли?
— Не верю.
— Это не важно. Кровать! Настоящая! Мягкая!
Перина охнула под запрыгнувшей с разбега девушкой. Раскинувшись в невыразимом блаженстве, Тома почти утонула в ней. Мое присутствие воспринималось как должное, как нечто постоянное, неотъемлемое и неудалимое. И совершенно естественное. Столько совместно пережитого давало ей это право. Но у стен, насколько я знал, бывают не только уши, но и глаза, поэтому сам аккуратненько прилег с краю, сложив ноги и прикрывшись руками.
— Никаких шансов, что нас признают людьми? — Тщетная надежда на Томином лице еще подавала признаки жизни, по чисто женской привычке не желая мириться с фактами.
Мой палец лег на губы:
— Тсс. Любое слово может использоваться против нас. Хотя… все настолько плохо, что куда же хуже?
— Нас отпустят?
— Обещают. Но можно ли верить?
— Когда обещают?
— Стая должна отработать вред, который причинила.
— Это сколько?
— Спрошу. — Глаза сами собой закрылись. Первая человеческая постель за полгода.
— У нас несколько самок не вернулись, — сообщила Тома.
Я встрепенулся:
— А девочки? Лет восьми-одиннадцати?
— Вроде на месте. Я не приглядывалась.
И без того неяркий свет потускнел еще больше.
— Чапа, отверстие.
Я уже понял. Невидимый Фрист смотрел на нас сверху, перегородив один из источников света. Мы с Томой как-то одновременно подняли вверх средние пальцы. Народная мудрость утверждает: если смотреть на окружающие минусы сквозь этот жест, получишь плюс. Не знаю, что там с плюсом, а маленькое мстительное удовлетворение мы получили.
Через минуту появись охранители, между них собственной персоной вклинился полубожок. Недовольство не просто сочилось из него, а вылетало со свистом, словно краска из пульверизатора.
— Вы точно пара? — Оскорбленный в лучших чувствах взгляд забрызгал нас невысказанной обидой.
— А вы точно вечный?
— А почему — вечный? — Томе надоело стесняться, и она села на перине, вопросительно глядя на Фриста.
— Я сменил много обличий, неся через поколения мудрость последнего завета.
— Какого завета? — мгновенно втиснул я.
Может это даст что-то новое и нужное для ума?
Язвительная улыбочка расцвела на поле старческой физиономии, делая ее моложе и противнее:
— Последнего.
— Я не глухой. — Хорошо, что он не повстречался нам более молодым. Тварь, видно, была еще та. Собственно, доброта до власти никогда не доводила, нет у нее такой привычки. Добрым правителем можно стать только уже сидя на троне.
— А я не слепой. Вы не пара.
— Из-за того, что не стали вязаться у вас на глазах?
— Разлученные влюбленные слились бы в объятиях, невзирая ни на какие помехи.
— А гостеприимный хозяин получил бы бессовестное визуальное вознаграждение.
— Пусть так. — Фрист развернулся, выходя в коридор. Охранители нагло подняли и вытолкали нас вслед. — Что здесь плохого?
— Мы не зверушки в клетке.
— Разве?
От бессильной ярости у меня не нашлось, что ответить.
Обратная дорога показалась недолгой. В тронном зале повелитель долины распорядился: