Когда люди больны, очень-очень больны, забывается, какие они на самом деле. У нас в классе был мальчик Тимоти, у него нашли какой-то редкий вид рака, и через год он умер. И каждый, кто его вспоминал, говорил только о том, каким мальчик был храбрым, как будто болезнь – это работа на полную ставку. Никто не говорил о том, что Тимоти, помимо всего прочего, лучше всех умел прыгать бомбочкой или что он однажды смог снять с дерева испуганного котенка.
И вот я пытаюсь представить своего отца не только больным. Почти мертвым.
Где-то там внутри живет мужчина, который спас маленькую девочку. Уж он-то точно знал бы, как мне поступить.
Бог подходит к кровати. Я теряю концентрацию.
– Валентинер.
Мы вместе смотрим на моего отца, я нащупываю его руку и слегка пожимаю ее.
Он не отвечает на мое пожатие.
– Он не с нами, – шепчу я.
– Нет. Его душа покинула свой дом. – Доктор Сол звучит иначе, чем обычно, будто сам он только что очнулся от глубокого сна.
– Она сможет снова его отыскать?
– Если будем хорошо за ним смотреть, то да.
Я наклоняюсь, осторожно целую отца через маску в неподвижную щеку и тихо-тихо, так, чтобы Бог ничего не услышал, шепчу отцу на ухо:
– Я буду присматривать за домом Мэдди. И за твоим. И отыщу тебя.
Когда я выхожу из Веллингтонской больницы на улицу, где течение жизни кардинально отличается от того, что происходит на втором и пятом этаже клиники, мне требуется какое-то время, чтобы узнать облаченную в кожаную куртку женщину.
Она облокотилась на мощный мотоцикл и смотрит на меня не так уж неприветливо.
– Эй, Сэм, – произносит Эдди. – Твоя мама и не собиралась забирать тебя, верно? Потому что и не разрешала приходить сюда?
– Разрешала, – лепечу я в ответ.
Эдди протягивает мне второй шлем. Он немного великоват.
– Ты врешь так же ужасно плохо, как и я. Запрыгивай, поедем, – говорит она.
Серые улицы Лондона утекают под нами – реки раскаленного на солнце асфальта. Мои ноги, внутренности, плечи чувствуют ускорение. Знакомые запахи города проносятся мимо, пахнет едой, везде всегда пахнет пончиками и картошкой фри, жареным рисом, и горячими супами, и хрустящими вафлями. На Западе нет другого такого города, как Лондон, где бы всегда пахло свеженакрытым столом.
Я еду на пятисотой модели «БМВ» медленнее обычного, но мальчишка прижимается к моей спине. У меня на борту драгоценный груз – сын мужчины, который был для меня солнцем и луной, дыханием и сном, страстью и нежностью. Моим самым большим поражением. Моей большой любовью.
Мы едем в час пик по «Кольцу страха», городской скоростной магистрали. Она идет вокруг острова под названием Лондон с населением в 8,6 миллиона человек, и атолл посредине не знает покоя.
Сэм держит равновесие и не показывает страха. Это нелепо, но на какой-то миг дикая радость переполняет меня. Чтобы мне выпал шанс познакомиться с этим ребенком, должна была произойти катастрофа.
«Случайности, – говорил мой отец, – случайности – это удивительные события, смысл которых раскрывается только в самом конце. Они позволяют изменить твою жизнь, и ты можешь принять предложение или отклонить его.
Мать ненавидела эту позицию. Совпадения ее пугали. Для отца они служили источником радости, любопытства жить.
Я была у Генри без Сэма, Фосси неохотно впустил меня.
– Всего на минутку!
Как же быстро пролетает крошечная минутка.
Генри выглядел таким опустошенным. Я сказала ему то, что хотела сказать более двух лет назад. И не сказала. А сейчас я малодушно прошептала все неподвижному телу. Все ту же молитву:
– Не уходи!
Мы постоянно искали руки друг друга. При ходьбе, в разговоре, за едой. Или когда читали, перед каждым лежала книга, и в то же время кончиками пальцев мы поддерживали контакт. Я до сих пор чувствую указательный палец Генри на своем, его поглаживания. Если книга захватывала его – он делал это быстрее, если не очень – то медленнее.
Его рука меня любила. Его рука, его взгляд, его смех, его тело. Они любили меня. Когда он сказал, что не любит, у меня было такое чувство, будто он застрелил меня. Просто вытащил оружие, пока мы держались за руки, и выстрелил мне прямо в сердце.
Мы с Сэмом заворачиваем на улицу Коламбия-роуд в Ист-Энде. Я высаживаю его у кафе «Кампания», находящемся в доме около старого магазина тюльпанов, который на двух верхних этажах приютил меня и мое издательство, подо мной – рекламное агентство и парикмахерскую; Сэм слезает с мотоцикла и озирается по сторонам, широко открыв свои большие мальчишечьи глаза.
Его лицо раскраснелось от езды, глаза блестят, и сейчас он кажется еще младше, чем прежде. Когда он вышел из Веллингтонской больницы, то выглядел как серьезный старичок маленького роста в синем костюме, задумчивый и невероятно решительный, готовый изо всех сил противостоять и неукротимой жизни, и еще более неодолимой смерти.
Сейчас он снова похож на школьника в форме и с рюкзаком за спиной, каким, собственно, и является.
– Бывал ты уже в Ист-Энде?