Книга Пророков

Священник примерился и, ловко вдавив «шило», сделал круговое движение. Из лунки брызнула желтоватая жижа, вокруг потек неприятный, едкий запах. Расковыряв изрядную дырку, киллмен просунул в нее палец и принялся что-то нащупывать.

— Так я и знал!

Дигр вытащил палец. Мерзкая вонючая слизь стекала с ногтя, крупными каплями шлепалась наземь и медленно ползла в сторону воды. На лице киллмена отражалось отчаяние.

— Что случилось, господин?

Метс недобро посмотрел на спутников, видимо, прикидывая: сказать всю правду или повременить, — и поняв, что деваться некуда, выпалил:

— Плохи дела! Похоже, нас обнаружили!

— Но здесь же никого нет, — возразил Кизр, — конечно, если не считать осоку.

— Ты видишь эту дрянь? — Священник указал на слизистый ручеек, змеящийся к воде. — Так вот, это не что иное, как «сыворотка подчинения». Я эту гадость ни с чем не спутаю! Сколько лемутов ни препарировал — у всех одно и то же — не мозг, а камень, и внутри — эта пакость. Можешь не сомневаться, за нами уже выслана погоня. Может, спрут и не служил Нечистому, много беглых тварей, порожденных его слугами, шастает по миру.

Брейнеры слушали угрюмо, нехорошо таращили глаза — чуяли беду. Но роптать не решались. Шаман только угрюмо покряхтывал.

— Ты хочешь сказать, господин, — не выдержал наконец он, — что мы попали в ловушку?

— Да. Наверняка за сознанием спрута кто-то приглядывал. С’тана ведь знал, что мы идем в эту сторону, и, наверняка, использовал все возможности для слежки.

— И что же будем делать, господин? — с опаской оглянулся Кизр по сторонам.

— Или отступать на поле осоки, или готовиться к схватке.

Трава неподалеку зашелестела, словно приглашая путников в свои объятия, но снова оказаться во власти вампира никому не захотелось. Шептун подошел к самой воде, наклонился и, зачерпнув пригоршню, опрокинул на макушку. И так раз десять.

— Что он делает? — удивился метс.

— В бой с чистой шкур-рой идти надобно. — Шаман встал рядом с помощником и тоже начал «готовиться».

Очень скоро на горизонте замаячила темная точка, быстро выросшая в остроносый профиль — корабль адептов Нечистого, закованный в броню и движимый колдовскими силами, стремительно приближался.

Тем временем Паркинс-вутья, усыпленный гумой, увидел что-то невероятно приятное. Детина расплылся в блаженной улыбке, зачмокал губами:

— Ну, иди ко мне, птичка!

И двинулся на священника, широко распахнув объятья. По тому, как вздыбились порты молодца, Дигр понял, что намерения у того самые пакостные. Рой извернулся, проскочил под мышкой у прелюбодея и, оказавшись у него за спиной, резко ударил под колено.

Подъедало все с той же блаженной улыбкой повалился на землю. Должно быть, гума была к тому же хорошим обезболивающим средством.

— О, какая ты горячая, — томно прошептал Вулли и пополз к священнику.

Киллмен попятился. Он испытал многое за свою непростую жизнь. Два раза горел, четыре раза тонул, несчетное количество раз в метса вонзали копья, метали стрелы, на него бросались с кулаками и опускали палаши. Но никто и никогда не покушался на его честь!

Прошептав укрепительную молитву, Дигр со всего маху приложил носок мокасина о подбородок Вулли. Парень откинулся на спину и затих. Блаженная улыбка наконец покинула его физиономию.

— Ты зачем вутью обидел, господин! — раздался испуганный голос Шептуна.

Священник промычал что-то невнятное и развел руками. Брейнеры смотрели на него с явным недоверием.

— Вутью нельзя обижать, вутью любить надо, — запыхтел Кизр, — а то боги пр-рогневаются. А что он на тебя пошел, так на это не надо было внимание обр-ращать — гума нашептала, вот он и возжелал тебя. Он-то думал, что не ты это, а дева какая прекр-расная. Гума она завсегда похоть пр-робуждает.

— Пр-рогневаются, пр-рогневаются, — поддакнул Шептун, — и еще кар-ру нашлют. Виданное ли дело — вутью ногами…

Как по заказу, со стороны моря ярко полыхнуло, и тут же мощно ударил вверх фонтан воды у самого берега. Повалил пар.

— Ну, зачем ты обидел вутью, господин? — простонал шаман. — Тепер-рь все пр-ропадем!

Вновь полыхнуло. На сей раз громовержец был точнее — молния взрыла песок у ног священника. Судно Нечистого покачивалось всего в сотне шагов от берега, но ни аншаб, ни священник, ни лорс никак не могли заставить себя поверить в то, что стреляют именно с него. Могучие машины корабля смели ментальный щит киллмена, как ураган уносит опавший лист клена, и не позволяли никому из своих жертв связать возникшую опасность с носовой установкой, осознать то, что они находятся под сильнейшим чужим мысленным воздействием.

Дигр смотрел на море и думал о том, что всему должно быть материальное объяснение. Душа, однако, тянулась к молитве. Губы зашептали сами собой — сокровенное и не раз говоренное. «Отче наш, иже еси на небеси…» — трепетали, дрожали губы у Дигра. Вспоминались грехи покаянные и непокаянные. Вспоминались враги, коим свернул когда-то шею, а не подставил другую щеку. Перст творил крестное знамение, а душа взывала к ангелам небесным.