Переварив добычу, Солайтер поплыл к берегу. Несмотря на внушительные размеры, двигался он легко и с завидной скоростью. Огромные волны расходились от могучего тела. Плотоядные кувшинки, лепестки которых были усыпаны длинными шипами, будто спина дикобраза, поворачивали головки в сторону проплывающего монстра и подобострастно кивали. «Глупые существа, — промелькнуло в мыслях у Солайтера, — только и знаете, что выпрашивать объедки».
Моллюск выбрался на берег. Хрустнул чей-то череп, несколько черных птиц, шумно пировавших на останках, тревожно захлопали крыльями и взмыли в небо. Пространство огласилось резкими криками.
«А ну, пошли!» — мысленно рявкнул Солайтер, и мгновением позже небо очистилось и засияло.
И оно было бирюзового цвета, высокое, недостижимое. Оно манило, притягивало, зачаровывало. «Если бы у меня были крылья, — тоскливо подумал Солайтер. — Странно, почему я не могу вырастить крылья, подобно тому, как вырастил эти щупальца?»
С незапамятных времен моллюск умел изменять свое тело. Впрочем, еще раньше он научился подманивать к озеру живых существ, чтобы питаться ими. И если олени и медведи были всего лишь вкусны, то из разумов множества поглощенных им людей Солайтер узнал, что существуют любовь и ненависть, прошлое и будущее, существуют неведомые края за пределами озера. Он заразился от двуногих любопытством, желанием познавать неизвестное. Он обрел от них понятия Добра и Зла. Правда, как он узнал из тысяч разумов, двуногие сами не могли разобраться, что это такое. В незапамятные времена люди считали: сжигать себе подобных на кострах — благое дело, если эти «подобные» чем-то отличаются от основной массы. А потом считали невозможным наказывать даже самых отъявленных мерзавцев, убийц и прочих преступников. Потом сочли возможным убивать тех, кто не соглашался с правом выродков на полноценную жизнь. В общем-то, все, что привело к Злу, считалось Добром.
Впрочем, для себя он очень быстро смог различить Добро и Зло. Зло — это когда он не способен передвигаться, защищаться или когда начинает болеть. Добро — это когда он сыт и здоров. Борясь со Злом, моллюск сумел вырастить себе конечности. Он даже научился создавать тот или иной хирургический инструмент из собственной плоти.
Так он врачевал себя, а однажды смог излечить явившегося к озеру на его зов больного человека. И так возгордился успехом, что отпустил двуногого, съев лишь его скакуна.
Но крылья… Он, конечно, пробовал, но добился лишь того, что однажды чуть не переломал себе тело. Резко взмыв над водной гладью, он промчался локтей на сто, до самого берега, а потом… Связки и сухожилия не выдержали веса массивного туловища, и Солайтер рухнул, словно камень, скатившийся с обрыва… С тех пор он оставил все попытки.
Не обращая внимания на хруст под собой, Солайтер повалился на бок, выгнул голову и впился взглядом в небесную синь. Моллюск чувствовал себя маленькой и ничтожной букашкой. Минуют тысячелетия, и он, Солайтер, уйдет в небытие. Зарастут травой груды костей; быть может, и озеро, его дом, превратится в пересохшую лужу. Народятся новые невиданные создания. А небо — небо останется прежним. И ничто не удивит его…
Солайтер немного поворочался, повздыхал, посетовал на судьбу и, опустив голову, затих. Только, когда солнце стало совсем нестерпимым и толстая шкура нагрелась и сморщилась, он вернулся в озеро.
Преломляясь сквозь воду, солнечные лучи разливались золотым сиянием. Казалось, вода превратилась в свет, к которому так стремился моллюск. И Солайтер забыл обо всем в мире. Он кружил и кружил в искристых потоках. И был счастлив, ибо ни одна мысль не тревожила его. А потом…
Потом набежала туча, и свет померк. И моллюск вновь превратился в угрюмого свидетеля, который замечает мысли и деяния каждого живого существа на сотни миль вокруг, который фиксирует каждое биение Времени и способен понудить практически любого из животных, людей или темных мастеров подчиниться своей воле… И не было существа несчастнее его во всей Вселенной.
Великий разумом, он словно цепями прикован к этому болоту. А ему хотелось хоть раз попробовать, каково это: идти по миру, куда глядят глаза; сражаться руками, а не мыслью; почувствовать себя не всесильным, а самым обычным существом. Таким, как все. Одним из многих.
Хоть на несколько лет перестать испытывать одиночество.
Глава 11
Побег
Кир летел по извилистым улицам Нагрокалиса. Успеть! Хозяин, его самый лучший в мире хозяин попал в беду. Иногда на пути оказывалась телега — и тогда она разлеталась в щепы. Иногда дорогу загораживал кто-то с перекошенным от злобы лицом, с палицей или палашом наизготовку — и тогда незнакомец с криком ужаса отлетал в сторону.
Успеть! Хозяин попал в беду. Успеть!
Вихрем Кир ворвался на площадь Правосудия, окунаясь в родной, знакомый запах. Так пахнет его бог — бог со странным крестом на шее, бог, которого зовут Рой Дигр.
И бог этот стоял на коленях, а над ним нависал кто-то огромный в красной одежде, в глухом капюшоне, да еще со зловещей секирой, занесенной для удара.